Поединок. Выпуск 17
Шрифт:
Конечно, она это сделает, думал Джон. Никаких сомнений в неумолимости этой детской ярости. Он навсегда восстановил Энджел против себя. И он не может помешать ей выдать его. Удержать ее силой невозможно. Какую бы историю ни сочинила Эмили, нельзя уговорить миссис Джонс примириться с исчезновением семилетней дочери. Нет, вся эта затея с детьми была безнадежна. Завтра Энджел явится в деревню — и все будет кончено. Эмили притихла рядом с ним. Вдруг она взглянула на него и с важным видом шагнула
— Ты ничего не расскажешь, — заявила она. — Ты думаешь, что ты очень умная, но ты ничего не расскажешь!
— Расскажу, расскажу! — обратила к ней Энджел опухшее, заплаканное лицо. — И тебя посадят в тюрьму. Вас обоих.
Эмили засмеялась и подбежала к ящику из-под апельсинов. Схватила Луизу, Мики-Мауса и Корову и сунула их в руки Джону:
— Держите их при себе. Не давайте их ей.
— Луиза! — вскочила на ноги Энджел.
Эмили кинулась к ней и вывернула ей руку за спину:
— Завтра, когда станет светло, мы вернемся домой, но ты ничего никому не расскажешь, потому что Луиза, Мики и Корова останутся у Джона. И если ты проговоришься, если ты вымолвишь хоть словечко, Джон их казнит. Он разорвет их на мелкие кусочки, раздавит их, вырвет им глаза. Он их казнит!
— Нет! — Энджел пыталась вырваться, глаза ее были полны ужаса. — Нет, нет! Отдайте мне Луизу! Отдайте Луизу!
— Клянись! Клянись Луизой. Перекрестись и скажи: чтоб мне сдохнуть.
Энджел сделала последний отчаянный рывок, пытаясь освободить руку, и захныкала, поняв, что проиграла:
— Клянусь! Чтоб мне сдохнуть, клянусь Луизой, что… что я не расскажу.
— И ты оставишь Луизу, Мики и Корову у Джона. И будешь помнить! Все время будешь помнить, что если ты нарушишь клятву…
— Буду помнить! Буду помнить! — отчаянно всхлипывала Энджел.
Эмили выпустила ее руку. Девочка кинулась на свою постель и спрятала лицо в одеяле.
— Ну вот! — Эмили обернулась к Джону. На ее блаженном лице была написана радость и удовлетворение. — Это удержит ее. А теперь надо спать. Вы ложитесь около выхода — поперек. Тогда она не сможет удрать.
Но Джон облегчения не чувствовал. И только посмотрев на Эмили, ощутил, что напряжение отпускает его. Поразительно, но Эмили удалось это! Он получит передышку. Починим магнитофон и, может быть, что-нибудь и придумаем. Если бы устроить какую-нибудь ловушку…
— Все хорошо? Теперь можно спать?
— Конечно, Эмили.
Девочка подбежала к Энджел:
— Пусть Джон ляжет на моей постели, а мы с тобой можем спать вместе.
Энджел взглянула на сестру полными слез глазами, порывисто обняла ее и спрятала лицо у нее на плече:
— Эмили, Эмили, он не причинит зла Луизе, как ты считаешь?
— Конечно, нет, детка, ведь ты никому не расскажешь.
— Не расскажу, не расскажу. О, я так не хочу быть гадкой и плохой!
— Ну хорошо, Энджел. Ложись. Я устрою постель Джону и приду к тебе.
Энджел улеглась. Эмили сказала Джону:
— Вы все-таки придерживайте Луизу, Мики и Корову. Сейчас она старается быть хорошей, но ведь с ней никогда не знаешь, что будет дальше.
Она приготовила постель и взяла свечу.
— Порядок, Джон? Можно гасить?
— Порядок.
В темноте Джон прилег на сосновые иглы. Куклы были втиснуты между ним и стеной. Все будет хорошо. Он что-нибудь придумает. Ловушку! Вот что нужно! Он придумает, как устроить ловушку. Он почувствовал, что Эмили тихонько стоит около него. Он не видел ее, но чувствовал ее присутствие.
— Джон, — прошептала она.
— Да, Эмили?
Она присела рядом и нащупала его руку.
— Простите меня, Джон. Я не хотела вести себя, как маленькая. Но я не могла. Мне было так плохо!
Он сжал ее руку:
— Ты хорошая девочка!
Его разбудила Эмили.
— Уже светло. Выпустите нас, Джон, и держите кукол. Не отдавайте их ей. Мы вернемся, как только сможем.
И долго еще, после того как девочки ушли, он лежал, думая, думая и не находя выхода.
Наконец он отложил кукол и выбрался из пещеры. В лесу все еще было холодно и серо, но уже чувствовалось приближение рассвета, и воздух бодрил. Он пробрался сквозь заросли и, осмелев, подошел к ручью умыться.
И тут его осенило. Для ловушки нужна приманка, а приманка у него есть. Конечно, Гордон Морленд мог считать, что он уничтожил ту запись вместе со всеми остальными, там, в гостиной. Но, вероятнее всего, он боялся, что она где-то существует.
Если ему намекнуть, где она находится, он уж постарается добраться до нее.
Значит, он должен узнать, что пленка существует. Каким-то образом… Но как?
Собственное отражение глянуло на него из спокойной воды. Лицо казалось изможденным и незнакомым. Следовало послать Бака за бритвой.
Бак, дети! Конечно же. Пусть Гордон узнает от детей. Пусть Тимми выболтает, что дети нашли коробку с драгоценностями и с чем-то еще, похожим на ленту от пишущей машинки. Тимми? Снова отец и сын? Считаться с этим? Да, но…
За ручьем он вдруг заметил что-то белое, мелькнувшее между соснами. Он упал ничком среди папоротника. Выглянув через листву, увидел Бака, бегущего к ручью в джинсах и тенниске, с руками, полными свертков. Джон приподнялся и тихонько окликнул мальчика. Тот подбежал запыхавшись.