Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
Он никак не выразил своего отношения к разговору с Тереховым. Промолчал. Но я понял — именно это означает, что Терехов интересует Васильченко ничуть не меньше, чем меня самого.
Мы осторожно движемся в тумане в сторону звука. Наконец траулер становится виден. Он в дрейфе. Уже знакомый мне плотный мужчина в брезентовой робе поднимает руку — кидайте швартов. Мы сблизились бортами.
Поднявшись вместе со мной на борт, Васильченко кивнул:
— Давай.
Сторожев сидел там же — внизу, в капитанской каюте. Он выглядел хуже, чем обычно. Под глазами мешки.
Я рассказал о своих наблюдениях. Остановился подробней на встрече с Тереховым.
Сторожев заинтересовался, стал подробно расспрашивать о том, как себя вел Терехов, и вдруг спросил:
— Володя. Ты, случаем, не замечал чего-нибудь за парикмахершей?
— Единственное, что могу сказать о ней, — болтушка. Больше ничего.
— Ну хорошо. Я просто так, перебираю.
— Сергей Валентинович, вы знаете о выходах в эфир у Янтарного? Может быть, это кто-то из нашего поселка?
— Может быть. А может и не быть. Почему его следует искать в Сосновске? А не в любом другом пункте по пути следования электрички? Нужна точность. Но по-прежнему ведь нет ничего. Как в вату все уходит.
— А насчет Семенца?
— Васильченко оказался прав. Семенец был под следствием. Даже в предварительном заключении, пока велось расследование. Потом оправдали. Было крупное хищение. Где-то на складе рыбопродуктов под Владивостоком. Может быть, он был с этим как-то связан. Боится все-таки он не зря.
— Поэтому и метки ставит.
— Я вызвал вас с Васильченко, собственно, для одного, — Сторожев достал сложенный в несколько раз толстый ватманский лист.
— Осталось две недели до мая. Надо думать, как мы проведем операцию с Трефолевым.
Сторожев аккуратно разложил лист на столе. Это был подробный план набережной Сосновска. Черной, синей и зеленой тушью было тщательно обозначено все — вплоть до отдельных кустов и зонтиков на пляже.
— Сам лично я принять участие в операции не смогу.
Сторожев выложил на стол остро отточенные карандаши.
— Стоит ему, знаешь, просто по дуновению воздуха почувствовать, что за Трефолевым следят, — пиши пропало.
— А что вообще с Трефолевым, Сергей Валентинович?
— Боюсь сглазить — пока все в порядке. Если Трефолев так до конца и сыграет свою роль и приедет сюда — тот, кого мы ищем, должен взять у Трефолева пакет. Но нам необходимо увидеть, как это произойдет. Сфотографировать. Почувствовать.
— Сергей Валентинович, вы уверены, что он возьмет пакет?
— Я ни в чем не уверен. Но мне кажется — возьмет. Обязательно возьмет. Передача эта ему очень нужна. В ней свежие микробатареи. Уникальные. Судя по всему, у него классный передатчик, с необычно узкой полосой на выходе. Наши радиопеленгаторы засекают его с трудом. И то, кажется, не всегда. Но время-то прошло, батареи иссякли. Если батареи у него на исходе — они ему нужны как воздух.
— Знаете, я бы лучше подстраховался.
— Это как же?
— Ввел бы в Сосновск на первые четверг и субботу мая опергруппу. И замаскировал бы ее.
— Спугнем, Володя. Не годится.
— Я подобрал бы опытный состав, допустим.
— Не годится. Если мы только намекнем, что его ищем, — все пропадет. Он не подойдет, и опять все уйдет, как в вату. Исчезнет.
— Арестуем нескольких человек. Двух, трех, Сергей Валентинович. Зато наверняка.
— В поселке все должно быть абсолютно тихо. Пойми. Без всякого, как говорится, движения. Я вот что подумал, — Сторожев придвинул план, взял карандаш. — Видишь?
Карандаш уперся в небольшой квадрат с надписью «нед. пельм.». Я вспомнил — это здание недостроенной пельменной.
— Пельменная в сосновой роще. Фасад выходит на набережную. Как раз у газетного киоска. Стены стеклянные, замазаны мелом. Устроиться там можно со всеми удобствами. А чуть подальше — на пляже — лодочный склад. Там прекрасно поместится наш техник с фотоаппаратом. А в пельменной — ты. И Васильченко. Наблюдать лучше вдвоем, его помощь пригодится. Ведь он знает всех в поселке. Где Петрович, наверху? Попроси его.
Когда Васильченко спустился, Сторожев придвинул план ближе. Обвел карандашом кружок вокруг пельменной.
— Андрей Петрович, что скажешь насчет этой точки? От пельменной до края пляжа — шестьдесят метров. От пельменной до газетного киоска — чуть меньше сорока. Метров тридцать восемь. По-моему, снаружи вас никак нельзя будет увидеть. Подскажи!
— По-моему, тоже нет, — сказал Васильченко. — Вся стена замазана мелом. Отдельные мутные просветы.
— Пальцем написано «ремонт», кажется, — вспомнил я.
— Надо будет сказать в поселке накануне, что мы с Володей уезжаем, — сказал Васильченко. — В апреле-мае я обычно заканчиваю отчетность по путине и...
Фразу Васильченко не договорил. В каюту кубарем скатился уже известный мне плотный человек. Он тяжело дышал.
— Вы что, с ума сошли? Я же просил — ни при каких обстоятельствах.
— Сергей Валентинович, включите скорей приемник, — лицо человека было сморщено, на лбу выступили капли пота. — Пожалуйста, Сергей Валентинович. Скорей включите. У Щучьего озера кто-то вышел в эфир.
Сторожев щелкнул переключателем. Человек полез наверх. Из динамика над столом послышалась морзянка. Раздался голос. Я понял — это говорит дежурный по оперативному отделу.