Поединок. Выпуск 3
Шрифт:
— Да. Но почему?
— Не знаю. Может быть, Семенец — уголовник. И что-то скрывает. Однако не стоит всерьез считать, что он принимал передачи от Трефолева.
— Нам легче от этого? Того, кого мы ищем, в таком случае, как будто нет.
— Ничего подобного. Он есть. Просто нужно знать. Наверняка знать, что он человек умный. Надо знать это, и все. И вести себя так же. Так же умно, как он. По крайней мере, не глупее.
— Ладно, Андрей. В любом случае — спасибо.
— Не
— Думаешь, мы поможем?
— Думаю. Больше того — уверен.
Да, подумал я. Человек Васильченко трудный. И все-таки мне повезло, что мы работаем вместе.
— Просто надо не торопиться. Подбираться к нему как будто исподволь. Спокойно. И верить, что мы сейчас в лучшем положении, чем он.
— Как бы не так.
— Может быть, ты даже прав. Тех, кто приехал сюда три-четыре года назад, нужно оставить. Кого ты еще подозреваешь?
— Это теперь уже неважно.
— Перестань, Володя.
— Терехова. Некто Вячеслав Константинович.
— Учитель рисования? У тебя есть что-то конкретное?
— Конкретного нет. Просто видел его. Говорил о нем с Зибровым. Он разошелся с женой. Оставил детей. Никого не принимает. Живет один. Если допустить, что это тот, кого мы ищем, — у него прекрасное прикрытие.
— Все пока верно.
Я следил, как чайки летят рядом с нами, на небольшой высоте. Изредка одна из чаек падала вниз и возвращалась с рыбой.
— Художник. Может ходить на пленэр с этюдником. Так сказать, по всему району. Ходит он?
— Ходит. Но это еще не основание.
— Зачем ему быть учителем?
Васильченко передал мне штурвал.
— Ведь он отлично чувствовал себя в Ленинграде. Кажется, выставлялся.
Я следил за курсом, направляя катер к порту. И вдруг подумал — Саша учится в художественно-промышленном училище. Наверняка она знает Терехова. По крайней мере, хоть что-то о Терехове. Может быть, даже как-то связана с ним. Например, ходит смотреть его работы.
— Не надо создавать какой-то стереотип. Скажем — не надо представлять, что он должен быть обязательно пожилым.
Мы теперь шли совсем рядом с набережной. На ней сейчас было пусто.
— Или, допустим, что он обязательно мужчина.
— Ладно. Он — женщина, — сказал я.
— Ты о голосе?
— Это — прелестная блондинка.
— Голос довольно просто изменить. Больше того — я убежден, что разговаривал он с Трефолевым по телефону, меняя голос.
А ведь Васильченко прав.
— Сделать это довольно легко. Простая тренировка. Тем более говорил он — или она — два-три слова.
Я вспомнил курс звукомаскировки, прослушанный в училище.
— Ты прав. Есть технические средства. Накладные пленки, горловые
— Ну вот видишь.
Днем я увидел Сашу в кафе. Она сидела одна. Я взял кофе. Сел за ее столик. Саша улыбнулась.
— Странный вы человек, Володя.
Она сказала это так, будто мы только что виделись.
— Здравствуйте.
По ее виду я понял — она решает сейчас, стоит ли принимать мой тон. У нее глубокий спокойный голос. Голос этот мне нравится. Впрочем, так же, как она сама.
— Вам неприятен мой жених?
— А вам?
Саша рассмеялась.
— Почему он должен мне нравиться или не нравиться? Я его не знаю.
— Подождите. Он сейчас подойдет.
— Пожалуйста. Подожду.
— Вы, наверное, знаете его отца.
Она назвала фамилию известного художника. Про эту фамилию я мог бы сказать — много раз слышал.
— Сын художника?
— Не нужно язвить, Володя. Он сам довольно способный. Серьезно. Чтобы убедиться — не дожидаясь, без него, приглашаю посмотреть его работы.
— Спасибо. Где он пропадает? Я бы на его месте был осторожней.
— Ничего. Если вы об этом — я за себя спокойна. Он у знаменитости.
— Интересно.
— Вы знаете всех местных знаменитостей?
— Никого. Я — серый человек.
— Тут два композитора живут. Постоянно.
— Это я знаю.
— Потом — есть такой Терехов, Вячеслав Константинович. Знаете?
— Кажется. Слышал.
Что ж, подумал я. Значит, мне просто везет. Мы почти сразу заговорили о Терехове. Тем лучше.
— Художник. И неплохой.
— Он как раз и научил вас живописи? Или рисованию?
— Нет. Преподает он совсем недавно. Года три. У него любопытные работы. Особенно ранние. Мы ведь знаем Терехова давно. Никита у него как раз и торчит. Каждый день.
— Порекомендуйте. Взглянуть одним глазом.
— Терехову? Вячеславу Константиновичу?
— А что? Запрещено? Я что-то не так сказал?
— Нет, — Саша засмеялась. — Просто он невозможный человек. Знаете, как все талантливые люди. Никого не принимает.
Я понял — сейчас не надо настаивать. Еще успеется. Не надо торопиться.
— Вы тоже невозможная?
Она улыбнулась.
— Вы считаете меня талантливой?
Повернулась. Крикнула:
— Никита! Иди. Ну? Скорей сюда. О, господи. Жду тебя уже час. Бездарный ты человек. Совсем. Садись.
Никита сел за стол, снял очки. Стал тщательно протирать их салфеткой. Вид у него был настороженный. Мне он не понравился. Скучное лицо. Ровный румянец. Чуть оттопыренные уши. Редкая бородка.