Поединок. Выпуск 3

Смирнов Виктор Васильевич

— Не гожусь я никуда, Сергей Валентинович.

— Нет. К правильной версии я пришел во многом благодаря тебе.

— Подбадриваете.

— Ну и конечно, еще из-за того, что ошибается, по сути, каждый. У Васильченко тоже были три ошибки. Вернее, не ошибки, а три мелкие неточности. Их надо было заметить — вот и все. Например, твоя навязчивая идея с третьей скамейкой справа. Откуда — справа? Мелочь. Просмотр при даче инструкций Трефолеву. Некий повод для того, чтобы нам придраться. И суть была не в нем самом. А в том, как реагировал Васильченко на то, что ты это заметил. Он постарался успокоить тебя, увести от обсуждения. Ему было важно, чтобы мы не пересадили Трефолева на

другую лавочку. Поэтому он, заметив задним числом свою ошибку, ушел в разговоре с тобой от уточнения этой детали. А ведь Васильченко создавал для нас характер человека въедливого, цепляющегося к каждой мелочи. Здесь он от этой линии отступил. Если проходить несколько раз внимательно по всем пунктам, этот его просмотр, хоть с трудом, можно было все-таки заметить.

Вторую ошибку он допустил, убивая Терехова. Он предусмотрел все — уничтожил следы, сжег бумагу, в коньяк вместе с цианистым калием подмешал химические составные растворимой гранулы. Но забыл о заварке в чайнике. В фарфоровом чайнике, который стоял на печке. Ты помнишь, что было в этом чайнике?

— Старая заварка. Это так важно?

— Да, важно. Тебе, человеку молодому, могут быть непонятны некоторые привычки мужчины в годах. Например, немолодой мужчина, да еще одинокий, обычно довольно тщательно заваривает чай. Таким, да это и легко понять, был Терехов. Васильченко пришел к Терехову как раз в момент, когда тот только начал заваривать чай. Экспертиза показала, что чаинки были сначала распарены, в них находилось небольшое количество влаги. Терехов перед тем как заварить чай плеснул туда по обыкновению начинающей закипать воды. Так всегда, распаривают заварку. По крайней мере, у нас, в России. Чайник в таком состоянии должен еще немного постоять на печке. Потом уже его можно заливать до краев. В это время и пришел Васильченко. Таким образом, чайник с распаренной заваркой так и остался на печке. То, что ты принял за старую заварку, было заваркой самой свежей. Немного экзотично — ты не находишь — прийти к мысли о самоубийстве во время столь тщательной заварки чая? Васильченко стал жечь бумаги. Запах жженой бумаги заглушил все остальное. А может быть, в той ситуации Васильченко просто не придал значения столь незначительной детали, как полураспаренная заварка. Согласен, она очень похожа на спитой чай. Но для меня эта деталь стала решающей.

— А третья ошибка?

— Третья ошибка, — вот, перед тобой. На столе. Таймер. Васильченко был слишком уверен в себе. Поэтому и не спрятал этот блок где-то вне дома. А оставил у себя, в тайнике под притолокой. Этим он нам дал уже не косвенную, а прямую улику. Но это, повторяю, только потому, что он был в себе уверен.

Сторожев молчал. Я тоже сидел молча, разглядывая кактусы на окне.

— Что ты сейчас чувствуешь? — спросил Сторожев.

Я закрыл глаза.

— Усталость, Сергей Валентинович. Больше ничего.

— Знаешь, пока не все еще окончено.

— Хорошо, Сергей Валентинович.

— Придется завтра ехать в Ленинград. Докладывать наше дело на оперативной летучке округа. Ты готов? Это серьезно.

— Готов.

Федор ШАХМАГОНОВ

НАЙТИ ВОСКРЕСШЕГО

1

Мы ждали его... Рано или поздно он должен был вновь появиться.

Обычная суета на большом аэродроме. Кто-то торопится к трапу, кто-то проходит таможенный

досмотр. Провожающие, ожидающие, встречающие... Диктор объявляет о прибытии лайнера, которого ждем и мы. Самолет международной авиатрассы подруливает к назначенному ему месту, и вот по трапу спускаются на летное поле пассажиры.

Вот он! Он идет, перекинув плащ через левую руку. В руках у него модный кожаный портфель, на голове шляпа, он в сером летнем костюме.

Жарко. Он снимает шляпу и вытирает белоснежным платком пот со лба. Житейский, бытовой жест. Но так ли это? Мы знаем, что у этого человека отработан каждый жест, а не только каждое движение.

Я посмотрел на своих товарищей. Они тоже обратили внимание на его манипуляции со шляпой и платком. Ищут, кому он подал знак. Неужели его встречает кто-то из тех, кому он неизвестен в лицо? Но это, конечно, только первое возможное объяснение его жеста. За этим может скрываться и что-то другое. Так, он может подать знак тревоги или, напротив, известить, что все благополучно, что он спокоен, что все развивается по заранее намеченной и обусловленной до мельчайших деталей схеме.

Одного из встречающих мы заметили несколько ранее. Он приехал минут за двадцать до приземления лайнера. Это Нейхольд, корреспондент одной из буржуазных газет.

Нейхольд — молодой человек, ему лет тридцать. В своих корреспонденциях он сдержан, демонстрирует объективность, проходит мимо скандальных сенсаций. Но вот уже несколько лет он работает на этого господина или на тех, кто посылает этого господина к нам в гости. Значительный приработок к гонорарам в газете? А может быть, журналистская деятельность всего лишь прикрытие?

Нейхольд одет небрежно, с какой-то даже нарочитой небрежностью. Что-то похожее на полуспортивный костюм: изрядно потертые джинсы, сандалеты, замшевая курточка.

Черные волосы заброшены назад. Нос горбинкой отличает европейца-южанина. Он смугл, но смугл от загара, который с первыми же жаркими лучами легко затягивает его кожу.

Последний раз мы видели Сальге пять лет назад. Он уже немолод. В этом возрасте смена лет не оставляет заметных следов. Он поседел, углубились морщинки у глаз. Но держится он все так же прямо, лишь едва заметно приопустились плечи.

Его можно принять за коммивояжера. Интересно, какими он на этот раз запасся документами? Он предпочел легальный, открытый въезд в страну. Но это совсем не означало, что вот сейчас, немедленно, он не попытается нырнуть в бездну и исчезнуть с наших глаз.

В прошлый раз он решался делать далекие поездки.

Итак, он снял шляпу, вытер белым платком пот со лба...

Нейхольд, перекидывая из одного угла рта в другой сигарету, бесстрастно смотрел на приближавшихся пассажиров. Жест приезжего не вызвал у него никаких эмоций. И все же!

В общем круговороте, в вокзальном хаосе мы уловили наметившееся целеустремленное движение человека. Это — шофер такси. На голове у него форменная кепочка. Сравнительно молодой, лет двадцати пяти. Он лениво двинулся сквозь хаотический поток. Шел не торопясь, небрежно, полы пиджака нараспашку, в зубах сигарета. Он шел, имея цель, как бы пронизывая хаос насквозь...

Остановился у киоска с сигаретами, прошелся вдоль книжного прилавка, подбросил в руке связку ключей. Профессиональный жест шофера. Через минуту он оказался за рулем в такси. К нему подходили пассажиры и тут же отходили. Он отказывался ехать...

На привокзальной площади — интересующий нас господин. Поглядывая поверх снующих пассажиров, он направился к машине, где сидел за рулем тот самый таксист. Сел в машину. Такси медленно тронулось, пристроилось к веренице других машин на выезде со стоянки.