Поединок. Записки офицера
Шрифт:
— Но, милые, вперед! — и повозка мягко покатилась по давно не езженному, заросшему травою проселку, по которому еще полчаса назад я шел совершенно здоровый и не думал, что это может случиться со мной.
Я успел подумать, что Дементьев, наверное, сидит на самом краешке, ему неудобно, хотел сказать, чтобы он подвинулся и уселся как следует, но опять потерял сознание.
Другой раз я очнулся уже в деревенской избе. Был вечер. Мой топчан стоял напротив русской печи, в которой потрескивали и стреляли жарко горевшие дрова. Мне показалось, что меня сейчас затолкнут в огонь ногами вперед и сожгут, я с ужасом зажмурился и заплакал от обиды, бессилия и жалости к себе.
Пролечился
Когда все документы были оформлены и пришла пора прощаться с соседями по нарам, у меня вдруг защемило на сердце: «А не свалял ли я дурака?» Натолкнул меня на эту печальную мысль один старший лейтенант, «сачок», долговязый, нескладный человек. Прощаясь со мною, он желчно, со злорадством сказал:
— Ловко вы пристроились, капитан.
— Как это пристроился?
— А так. Какие сейчас у пограничников задачи на фронте? Проверяй в тылу документы у проезжих, всего и делов. Ловко.
Этот «сачек» валялся на нарах в резерве четвертый месяц и, кажется, проявлял необыкновенную изворотливость, как только возникал вопрос о назначении его в Действующую армию.
Я тогда ничего не ответил ему, но сомнение закралось в голову и стало потихоньку отравлять меня своим ядом. Однако что знал я о пограничных войсках? Да ничего. Пограничников я видел редко на фронтовых дорогах или в поездах, идущих к фронту, и действительно все время за одним и тем же занятием: проверкой документов. Не свалял ли я в самом деле дурака, что согласился сменить беспокойную, трудную жизнь офицера переднего края на тихое, безмятежное и незаметное прозябание в тылу?
В управлении войск по охране тыла фронта со мной беседовал майор из отдела кадров. Он, кажется, был огорчен, когда узнал, что в пограничных войсках я до этого не служил и имею совершенно смутное представление о их задачах. Я был огорчен этим не меньше его и чувствовал себя очень виноватым перед ним. Хотелось сказать этому усталому, с бледным, нездоровым лицом человеку:
— Виноват. Простите меня, пожалуйста.
Он счел необходимым ввести меня в курс дела.
— Пограничные полки по охране тыла Действующей армии, — скучным, усталым голосом начал он, глядя в окно, которое находилось за моей спиной, — возникли в ходе Отечественной войны из пограничных отрядов или на опыте боевых действий этих отрядов. Фашисты воюют не только танками и авиацией. Для достижения своих гнусных целей они прибегают к любым методам, и самый опасный и коварный из них есть разбойничий метод ведения войны силами шпионов и диверсантов, в задачу которых входит как-то: (тут он начал загибать перед моим носом пальцы) нарушение работы транспорта и коммуникаций Красной Армии, раз; создание диверсий, взрывов и убийств, чтобы ввести перебои в связь фронта с тылом, два; создание на фронте нехватки боеприпасов, продовольствия и других видов жизненно важного для успешного ведения войны снаряжения, три. Шпионы и агенты имеют также целью разведывание намерений советского командования по переброске частей и подготовке наступлений, четыре. И так далее.
Слушая его, я подумал, что он свободно может сейчас заснуть, так и не высказавшись до конца.
— Дивизии и армии, воюющие на переднем
Сказав все это, он вздохнул, нисколько, конечно, не веря, что я теперь достаточно просвещен, но отпустил меня со словами:
— Поезжайте в полк, сейчас туда идет попутная машина. Остальное уясните на месте.
И я отправился уяснять остальное.
XXIII
Попутная полуторка стояла около штаба, под березами. В кузове, прислонившись спиною к кабине, удобно вытянув ноги, в щегольских сапожках сидел на запасном скате офицер, отрекомендовавшийся капитаном Бардиным, разведчиком полка, в который я и направлялся.
Бардин — веселый и общительный человек, высокий блондин, лет тридцати пяти. Из-под сдвинутой на затылок фуражки кольцами выбиваются мягкие волосы, беспорядочно падают на лоб, из-под которого смотрят на меня глубоко посаженные зоркие серые глаза энергичного, много видевшего и знающего человека.
— Вы командуете ротой? — спросил я, чтобы завязать разговор.
— Нет, я ничем не командую, — засмеялся он, показав ровные белые зубы и продолжая рассматривать меня. — Просто разведчик. Присаживайтесь.
— Просто разведчиками бывают солдаты, а вы офицер, — заметил я, усаживаясь рядом с ним на чемодан.
— Поживете, увидите. — Мое невежество в вопросах пограничной службы, очевидно, забавляло его. — Наша разведка совсем другое дело, чем общевойсковая. Мы отличаемся от нее хотя бы тем, что у нас работают одни офицеры.
В пограничных войсках Бардин служил давно, до войны был начальником заставы.
— Вот у вас в подразделении, — говорил он, когда мы тронулись, — будет человек шесть сержантов и лучших солдат с удостоверениями старших нарядов. А старший наряда, это, знаете ли, — ого! Им дано право задерживать всех подозрительных лиц, штатских и военных, вплоть до полковников. А вам, как начальнику заставы, будет разрешено задерживать и генералов. Это, конечно, не значит, что вы можете задержать и посадить в КПЗ командира какой-нибудь дивизии. Но если мимо вас в форме генерала проедет шпион, и вы, вместо того, чтобы арестовать его, отдадите ему честь!.. — тут он многозначительно подмигнул мне, как бы говоря: тогда увидите, что получится.
— А вы много шпионов задержали? — Мне хотелось получить некоторые конкретные практические сведения.
— Ну откуда много. Было, конечно. — Он поглядел на меня тем оценивающим, пытливым взглядом, каким обычно смотрят на мало знакомого человека, не зная, стоит ли быть откровенным с ним. Очевидно решив, что доверять мне можно, он продолжал: — Вот, скажу вам, до войны у меня на участке три раза переходил границу такой, знаете ли, мастер своего дела, немец Гуго Фандрих, и я не мог его взять. Знал когда идет, где, а он все равно обводил меня вокруг пальца. Вот это был у нас с ним поединок.