Поединок
Шрифт:
— Извините, гражданин хороший, а милиционер, что вчерась вечером ко мне заглядывал, где будеть?
Иван Иванович догадался, что речь идет о Бычкове. Вчера Николай был в милицейской форме и вечером по заданию Игнатенко побывал во многих избах. Ночь темна, да и у ночи глаза есть. Вдруг кто-то видел ночного лыжника. Но, увы...
— Зачем вам милиционер? — спросил у старика Игнатенко.
— Дело есть, мой хороший, дело.
Николай вылез из погреба. Прошли в комнату.
— Вчерась я точно ничего не знал, — начал старичок. — А сегодня вот какое дело
— Молодец, дед! — похвалил Игнатенко. — Митька ваш дома?
— А как же! Я ему наказал сидеть и ждать.
Через полчаса конопатый мальчонка, в пожелтевшем овчинном кожушке и рыжей собачьей шапке, вел Игнатенко и Бычкова к оврагу. Мальчуган показал то место, где нашел лыжи. Бычков остался внизу, а Игнатенко и Митька поднялись наверх. Прошли на участок, откуда, предполагалось, сбросили лыжи. Рядом дорога. Покинув окраину Степняково, она уводила к соседним поселениям. Из Степняково дорога бежала по улице, куда выходила тайная калитка. След лыжни от калитки вел в том же направлении. Все совпадало: лыжи эти.
Игнатенко походил по дороге. От края дорожной накатки до обрыва метра три. Следов к обрыву — никаких. Значит, тайный лыжник бросал лыжи в овраг прямо с дороги, чтобы не оставить отпечатков обуви на заснеженной обочине. Прикинув самое короткое расстояние к маячившему внизу Николаю, Игнатенко очень внимательно стал изучать этот участок. И не ошибся. Как преступник не ловчил, но сработал не чисто. На целинном снеге обочины крепко вдавленным овальчиком отпечатался след от носка обуви. Бросая лыжи, ночной лыжник все же чуть заступил за дорогу. Иван Иванович заметил еще одну деталь. Улетая в овраг, одна лыжина чиркнула снежную шапку на гребне обрыва. Теперь чекист не сомневался, что вдавленный овальчик — след преступника.
Игнатенко стал рассматривать вмятину через лупу. В его настывшей ладони появились две черные волосинки. Преступник был в черных валенках. Крепко вдавленный овальчик говорил о том, что лыжник бросал лыжи, опираясь на эту ногу. Одно трудно было определить: валенки принадлежали мужчине или женщине? Впрочем, и женщина могла надеть мужские валенки.
Иван Иванович закончил доклад и положил на стол завернутые в бумажку крохотные волосинки от валенка.
— Какой вывод, Три «И»?
Игнатенко неуверенно пожал плечами:
— Странно все выглядит. Человек усиленно заметает свои следы и почти рядом с домом жертвы бросает в овраг меченые лыжи.
Степан Герасимович стрельнул улыбчивым взглядом:
— Ишь... Ты, однако, не Мельников.
— Мельников?.. Он оказался прозорливее меня. Женщина, действительно, могла надеть мужские валенки и нечего бы ей карусель с лыжами городить. Тут что-то не то.
—
Игнатенко встал, прошелся по комнате.
— Сомнительно, Степан Герасимович! «СОМу» бросить там лыжи — что петлю на шее затянуть.
— А если припекло? Скажем, следом ехали и могли его заметить?
— Вряд ли. Во-первых, нечего без цели лыжнику в степь уходить. Во-вторых, если кто-то за ним ехал, все равно гореть. Но брошенные с отметиной лыжи — улика гораздо весомей, чем показания свидетеля о незнакомой фигуре на лыжах. Тут либо нас хотят сбить с толку, либо глупость по неопытности.
— Кто же такую глупость мог сотворить? — хитровато прищурил глаз Степан Герасимович.
— Думаю, женщина, что оставила волос на подушке. Только лыжи брала не для того, чтобы скрыть женские следы.
— Хорошо. Чем докажешь, что на лыжах была женщина?
— Доказать трудно, но попробую. Дорога от оврага, в который были заброшены лыжи, метрах в трех. След носка валенка вдавлен глубоко. Значит, для броска применялось максимум усилий. Тем не менее одна лыжа чиркнула снежок на кромке обрыва. Если бы бросал мужчина да еще применил силу, она вряд ли чиркнула бы.
— А если все же их бросил «СОМ»? Сделал дело и ему наплевать, обнаружат лыжи или нет. «СОМ»-то скрылся.
— Не то! У маркера маскировался, а тут... Нет, Степан Герасимович, лыжи бросила женщина. Но как-то замешан и «СОМ».
Волков невольно улыбнулся. Его мнение совпадало с мнением Ивана Ивановича. Тот словно читал его мысли. Правда, кое-какие «мелочи» Степан Герасимович проанализировал более глубоко. Он предвидел, что лыжи найдутся...
— Прав, Три «И»! «СОМ» здесь замешан. И не как-то. Подумай!
Подумать Ивану Ивановичу не пришлось. Зазвенел недавно проведенный в номер телефон. Снял трубку Волков.
— Товарищ подполковник, докладывает капитан Азаров. Прибыли из Верхнесалтыково. Привезли. Какие будут указания?
— Пришлите за мной «газик» и ждите!
Волков положил трубку и обратился к Игнатенко:
— Привезли исчезнувшего «СОМа». Скоро должна подойти за мной машина. Доложи коротко о передатчике.
— Передатчик не нашли. Либо маркер не радист, либо передатчик у владельца «Победы».
— Первое отпадает. Москва ответила на запрос: Михаил Зайцев был радистом. Работал у партизан на немцев. Напали на след — исчез.
— Понятно, Степан Герасимович! Значит, передатчик привозится на «Победе», а после передачи увозится обратно.
Степан Герасимович подошел к окну. За темной гладью стекол тускло светили уличные фонари. Белел снег, серой полосой окаймляла гостиницу выскобленная до асфальта дорога. Снег перекатно заискрился, посветлела асфальтовая полоса. К зданию подходила автомашина.
— Это за мной, — Волков отошел от окна. — Ну, что ж, к длинному светлому волосу прибавилось два черненьких. Давай ищи сказочную фею, что смерть на лыжах развозит.
— Постараюсь. Когда очередной доклад?
— Как договорились: каждый день в восемь вечера здесь.