Поединок
Шрифт:
Ксения вспомнила еще один эксперимент с кровью эльфов, — зелье Арахны — что четыре года назад Присцилла и Фриц дали Лили. Тогда бедная девушка не могла не ослушаться приказа той, в кого она превратилась под действием Оборотного зелья. Сколько еще подобного рода экспериментов завершил Дрейк Забини и когда и где они всплывут?
— Я даже не знаю, выполнила ли она его... Я не ставила никаких временных рамок,— рассмеялась Присцилла, но смех вышел почти пугающим, отчего по спине Ксении побежали мурашки.— Я внушила ей, что она полюбит самого скучного из всех парней,
— Разве можно внушить любовь?
— Нет, но дать уставноку на нее — вполне... Я не знаю, может, это и не сработало... Но кроме этого, я сказала ей сделать еще кое-что... Я ей сказала, чтобы в тот момент, когда она по-настоящему полюбит кого-то, она должна попросить этого парня изменить цвет волос и глаз — упражнение, не требующее сверхсил для любого семикурсника Хогвартса. Чтобы она попросила этого дурака стать Малфоем... Чтобы она попыталась испытать с ним то, что подарил ей Скорпиус... И чтобы она поняла, что потеряла.... Чтобы она мучилась от того, что ей уже никогда не получить его... Чтобы она мучилась, как я... Или еще хуже, потому что она знает, что потеряла... Зависть... Месть... Называй это, как хочешь...
Ксения сжимала в руке шейный платок Малфоя, губы с трудом разжались, чтобы задать вопрос, ответ на который она уже и так знала:
— Как звали ту девушку?
— Элен...
Целительница тяжело вздохнула, но больше ничего не сказала.
— Теперь ты должна это сделать,— почти приказала Присцилла, скрипя зубами от боли,— пока не стало слишком поздно.
— Ты уверена? Потом уже ничего...
— Делай, Ксения. Думаю, мракоборцы не будут иметь ничего против пары целительских заклинаний...
— Хорошо,— Ксения достала палочку и решительно приблизилась к уже сильно изменившемуся телу.— Присцилла...
— Делай!
... Она вышла из комнаты почти в беспамятстве, стараясь не думать о том, что оставила позади. Не думать о том, насколько правильным было решать, кто должен жить, а кто умереть... Она даже не подумала о камине — ей нужен был свежий воздух... Она не ответила ни на один вопрос родных Прициллы — это было выше ее сил.
Ксения остановилась в саду, убирая с лица волосы и глядя в землю, отметая от себя только что увиденное. Она резко подняла голову, когда наверху со стуком отворилось окно, и в воздух метнулась черная птица. Темной стрелой она буквально вознеслась к голубому небу, освещенному уже вставшим солнцем, а потом, в какой-то миг, два черных крыла замерли, и птица камнем упала вниз, на скалистый берег реки, что протекала рядом с поместьем.
Ксения даже не смогла закричать. Она медленно приблизилась к ограде, что венчала холм, обрывом уходящий к воде. Девушка замерла, впившись в перила холодными руками, и посмотрела на распростертое на камнях обнаженное тело.
Она была совершенной, прекрасной, черные волосы ласкала прозрачная вода, ниже бурным потоком уходящая к морю. На мраморной коже играли лучи солнца, а ярко-алые губы усмехались голубому небу. Широко открытые глаза уже видели вечность, от которой она не отказалась.
16.11.2009
ЭПИЛОГ.
Поттеры: после бури
Они не разговаривали уже три часа двадцать две минуты, но ни одного из них это не тяготило. Им хотелось молчать и просто касаться друг друга — легко, мимолетно, ненавязчиво. И они молчали, его пальцы скользили по ее рукам и плечам, ее — по его немного вытянутому, измученному лицу. И никто из них не мог опустить глаз — они так и смотрели друг на друга, словно этими легкими касаниями снова узнавали то, что когда-то было выучено наизусть, но утеряно...
Через три часа и двадцать четыре минуты они были в тихом коридоре Хогвартса, куда еще только заглядывало встававшее солнце. Еще минутой спустя она заговорила, голос был хриплым — от тупой боли в затылке, от теплого чувства внизу живота, от бешено колотящегося сердца, от его серебряного взгляда, в котором плавали льдинки:
— Папа уже, наверное, сошел с ума.
Он кивнул, прижимая ее к себе и целуя в рыжую макушку, припорошенную серебряным снегом.
— И твой братец.
Они одновременно улыбнулись. Звук трансгрессии домового эльфа почти не нарушил их уединенный покой.
— О, Донг...— вдруг всхлипнула она, садясь перед эльфом на колени и обнимая за худые плечи. Домовик испуганно сморгнул большими глазами, и уши его прижались к затылку.— Прости меня, миленький, прости...
— За что, миссис Лили?— Донг попытался вынырнуть из ее крепких объятий, но тщетно. Малфой еле сдерживал смех.
— Скорпиус сказал, что я заставила тебя подчиняться тому ужасному человеку...
— О...— эльфу, наконец, удалось освободиться.— Это...
— Лили, а разве ты не должна была его забыть?— вдруг спросил Скорпиус, указывая на эльфа.— Или вспомнила?
Девушка на миг задумалась, а потом пожала плечами:
— Наверное, тот человек,— она не могла произнести имени своего мучителя, хотя теперь, спустя часы после того, как Малфой ей все рассказал, его знала,— не посчитал эльфа достойным внимания воспоминанием... Как и мои сны... Я прекрасно помню Донга... Только вот... не знаю, откуда...— она задумалась.— Не могу поймать ни одной четкой картинки...
— Оставь,— Скорпиус шагнул к ней и положил прохладную руку на ее лоб, на лице — усталом, покрытом тенями изнеможения — читалась тревога,— сначала доберемся до Ксении, которая снимет головную боль... Достаточно на сегодня.
Она кивнула и на миг прижалась к нему — это была странная потребность в его близости, что становилась все сильнее, словно жажда, разбуженная три часа назад, когда он закончил свой рассказ.
— Тогда идем к твоему отцу, потом искать Ксению и Поттера,— подытожил Скорпиус, насмешливо глядя на Донга, что украдкой стирал слезу размером со сливу.— Хватит разводить сырость, уходим...
Эльф радостно кивнул и вцепился длинными пальцами в брюки хозяина. В последний момент Малфой вспомнил, что оставил в лесу пальто, но не возвращаться же из-за такой ерунды. Но одно то, что ерунда начала приходить в его голову, дарило облегчение.