Поэмы
Шрифт:
Где истина сокрыта и спасенье,
Ни в тайных знаках книги первых дней,
Которую Уран для нас похитил
У вечной тьмы, когда ее волна
Была уже готова унести
Сокровищницу первозданных знаний
В кромешный мрак, - о да, и в этой книге,
Служившей мне подножьем, пусть непрочным,
Не отыскал я подлинных причин
Мучительного вашего паденья.
В первоначальной книге бытия
Есть символы и предзнаменованья,
Есть
Они - земля, вода, огонь и воздух
Всегда в борьбе: то каждый за себя,
То все на одного, то пара с парой;
Пронзает воздух молния огнем,
И в тот же миг вода потоком ливня
Огонь и воздух втаптывает в землю,
И серный дух окутывает все...
Но даже описанье этих распрей
Меж воздухом, огнем, водой, землею
Не приоткрыло мне печальной тайны
Случившегося с вами.
– Почему?!
Как можно вам, богам перворожденным,
Могучим, осязаемым и зримым,
Склоняться перед теми, кто слабей?
Но вы побеждены! Но вы разбиты!
Унижены! Одно скажу: вы - здесь!
Так как мне быть? Я говорю: "Воспряньте!",
Ответом стон. "Смиритесь!" - снова стон.
О Небо! О возлюбленный родитель!
Титаны! Неужели схлынет гнев?
Я жду ответа, ибо это ухо
Изголодалось. Мудрый Океан,
Твое лицо являет отпечаток
Глубин бездонных. Слушаем тебя!"
Сатурн умолк. А бог морских пучин,
Извлекший мудрость не из рощ афинских,
Но из подводных бездн, заговорил.
Речь то лилась спокойною струею,
То взвихривалась пеною бурунной;
Подрагивали волосы его,
Лишенные привычной влаги. "Братья!
Умерьте гнев - он только множит скорбь.
Доверьтесь мне, послушайте меня,
И вы найдете сладость в пораженье.
Простой закон Природы нас сразил,
А не грома, не Зевс и не стихии,
Всю суть которых ты познал, Сатурн.
Ты мудр и горд, тебе не сыщешь равных,
И именно поэтому дорогу
Бесспорных истин ты сыскать не в силах:
Величье порождает слепоту.
Ты первый среди нас, но ты не первый,
Кто правит миром; значит, не тебе
Быть и последним - это невозможно.
Ты не начало мира, ты конец.
В начале были только Тьма и Хаос.
Потом явился Свет, и началось
Чудесное кипенье, вызреванье,
Броженье и смешенье вещества.
И лишь потом настало время жизни,
И Свет, излившись, оплодотворил
Бескрайние просторы всей вселенной.
Распространяя дивные лучи
Как
Земля и Небо, чтобы нас зачать
Богов, владык, властителей - Титанов!
Теперь познайте истину, и пусть
Она горька - стерпите эту горечь,
Поскольку сила подлинная в том,
Чтоб принимать спокойно и достойно
Все то, что мы не в силах изменить.
Земля и Небо много совершенней,
Чем Тьма и Хаос; Небо и Земля,
Нас породив, и сами поразились
Чеканности природных наших форм,
Товариществу нашему, свободе,
Уменью рассуждать и делать выбор
Мы были совершенней, чем они!
Мы были лучше! Так и нам на смену
Теперь приходят те, кто лучше нас,
Их власть сильней, их красота прекрасней!
Они всего лишь наше порожденье?
Но ведь и мы лишь порожденье Тьмы
И Хаоса... ответьте, разве почва,
Вскормившая вечнозеленый лес,
Грозится в гневе уничтожить зелень
Из-за того лишь, что сама черна?
И разве лес враждует с голубями,
Воркующими на его ветвях:
Зачем, мол, я бескрыл, а вы крылаты?
Мы - этот лес. Но нет, не голубей
Взрастили мы, а мощных златоперых,
Царящих над вершинами орлов;
Они царят, ибо таков закон,
И правит нашим миром совершенство!
Таков закон. Когда-нибудь орлы
И сами возопят от горькой муки,
Постигнув, что его не обойти...
Вы видели владыку молодого,
Занявшего мой трон? О юный бог,
Рукою мощной впрягший в колесницу
Крылатые творения свои
И мчащийся средь вспененных бурунов,
Летящий по спокойной глади вод!
Вы видели его глаза? Я видел.
Я видел - и поэтому "прости"
Сказал навек потерянной державе,
И все простил, и поспешил сюда,
Чтоб разделить судьбу своих собратьев
И убедить их: если горе - правда,
То в этой правде наше исцеленье".
Сгустилась тишина. И нам ли знать,
Что этому причиной - мудрость речи
Или презренье к мудрости ее?
Молчали все, и лишь одна Климена
Нежнейшая, слабейшая из них
Чуть шевеля дрожащими губами,
Ввысь устремляя влажные глаза,
Ответила... Но это не ответ,
А жалоба печальная была.
"Отец, неискушенная в словах,
Я выскажу по простоте душевной
Что на сердце лежит: она ушла,
Былая радость, скорбь проникла в души
И, кажется, навечно. И ничем