Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Коллектив авторов

Февраль

Февраль. Достать чернил и плакать…

Б. Пастернак (1912)

Минус двадцать, февраль и Питер. Дом не топят вторые сутки. Спать ложусь – надеваю свитер, Всё равно замерзают руки. Карандаш со свечой на кухне — Девяносто квартир без света. Этот мир несомненно рухнет… Свет в ночи – вечный путь поэта. Как же можно так жить, послушай!? Мы в культурной столице, вроде? В феврале умер Саша Пушкин, А курок до сих пор на взводе. Убиваемся, убиваем… Бьёмся грудью об лёд, что толку? Лишь любовью обогреваем Этот день, эта жизнь, и только. Взгляд назад – оседают лица. Как

же душно мне здесь, как душно! С февралём я готова слиться, Мне чернила искать не нужно.

Родина

Петербургские трущобы, Города окраина. Рассыпаются «хрущобы», Гибнут без хозяина. Нет воды горячей летом, А зимой, как водится, Весь квартал сидит без света — Свечками обходится. Жгут бомжи костры в подвале — Стены в чёрной копоти. Дверь отмоется едва ли… Им бы наши хлопоты! Эх! Весёлый мой посёлок! Хулиган на гопнике! С Коллонтай до Новосёлов — Панки, фрики, готика… За стеной опять веселье — Вечная бессонница. Что ни ночь, то новоселье, Некогда опомниться. После трёх – орут в полсилы, Затихают вроде бы… Дочь вчера меня спросила: «Что такое Родина?»

Школьная фотография

Типичный снимок Типичной школы. Кто с кислой миной, А кто – весёлый. Девчонки в платьях, Мальчишки в «двойках». Вот это – Катя, А это – Борька. У Машки рожки — Понятно людям: Петров Серёжка, Он Машку любит! А вот Иришка, Моя подружка. У нас с ней книжки Важней игрушек! Дружили так, что В огонь и в воду! Забылось как-то, Затёрли годы. Теперь всё реже, По юбилеям… А я-то где же? А я – болею.

Павел Волчик

* * *

Что мне в шелесте листьев? Молитвы девичьей прошение… В этом парковом храме Деревья поют об одном: Пережить холода в городах И другие лишения, Целовать южный ветер Зелёным трепещущим ртом. Ты вошла в кабинет, Разметав в свежем воздухе руки, Шлейф обманчивых слухов Втащив в незакрытый проём. Нет слюнявой романтики В тихом молитвенном звуке, Только веток качание В небе моём голубом. Ты взяла молоток — Застонали отчаянно гвозди От ударов по шляпкам Взревел обезумевший дом, И доскою закрыв Облаков белоснежные грозди, Ты ушла. Я остался сидеть Под забитым окном. Не ищи торжества — Я не злюсь, неумелый мой мастер. Отболела на сердце горячем Живая тоска. Что мне в шелесте листьев? В нём нет твоей мстительной страсти… Я люблю и дышу — оторвалась от рамы доска.

* * *

Лихо ночное лапой остылой Звёздные зёрна в ступе месило, Пыль пропуская сквозь хвойное вито, Сыпало сахар в земное корыто. Иней звенел в предрассветном покое. Город покрылся алмазной мукою. Вышел из дома, пошёл к электричке. Тоненький месяц девичьей ресничкой Лодочкой в море пурпурном купался. Сверил часы, всё на месте, собрался. Вдруг, отражаясь от стёкол машинных, Жарким хребтом разрезая вершины, Чудище доброе влезло на крыши, Иней слизало с асфальта и дышит. Лихо ночное зарёй закатилось, В тени домов убежало и скрылось. Кто-то поджёг в небесах занавески, В дымчатых струйках сияют подвески: Труб заводских не погашены спички! Я на работу спешил по привычке…

Предчувствие

Море

золотое станет хлебом… Тучи взбухнут жидким серебром, Ласточки, придавленные небом, Взрежут нивы шёлковым серпом. Ветер по лесам тугой пригоршней Вычешет трухлявый сухостой. Чаще запорхает хищный коршун, Над равниной мертвенно-пустой. Рыбьей чешуёй заблещут лужи, В лихорадке спляшут провода, И внезапный шквал обезоружит Неженок, живущих в городах. Как пою я в этой пьяной буре! Как душа резвится вместе с ней! Я вожусь с устройством новой сбруи Для моих Пегасовых коней. Дикий храп пускай тебя не будит, Не нарушит цокот выдох-вдох, Под периной трепетные груди Не встревожит утренний всполох. Не услышишь шороха и всплеска, Не поднимешь замерших бровей, Только всколыхнётся занавеска, В полутёмной комнате твоей.

Ольга Воронцова

* * *

Вниз с холма сбегают две дороги: На одной – толпы безликой след, На другой – смешной и длинноногий Полунищий юноша поэт. Но, увы, никто ему не внемлет В чёрно-белом мире без прикрас — Он не сеет и не пашет землю, Не кутит в корчме в досуга час. Он виновен в том, что звуки лиры В колыбели с детства услыхал И увидел все богатства мира Через призму сказочных зеркал. Муза шепчет, не даёт покоя (Сам поэт лишь ведает о том), К небу вознесён своей строкою, Он изгоем стал в краю родном. И живёт он вечно одиноко В стихотворном мире на листе, Ведь в своём отечестве пророка Не признали даже во Христе.

Шахматы

В моей стране всегда война. И в клетке чёрного квадрата Я одинока, но сильна, Я – Королева Шахамата. И в центре шахматной доски, На самом чёрном в мире троне, Я засыхаю от тоски По беломраморной короне. Квадратный мир безумно мал, А я хочу простора власти; Мой господин – как мой вассал, А я желаю взрыва страсти. Чужой престол в моих мечтах, Чужой Король, как змей для Евы. Мой избалованный, Вам шах И сердце Чёрной Королевы. А Вашей царственной жене Пойдет кипенно-белый саван, А белый плащ её на мне Пускай красуется на славу. Вдруг… Слышу голос, как набат. Похож на мой, но полон гнева: «Моя соперница, Вам мат И смерть от Белой Королевы».

Поэт и Беатриче

Тон твой резок, а смех неприличен. Но когда ты приходишь к нему, Он-то знает, что ты – Беатриче, В бело-сером табачном дыму. Отражаясь в раскрылиях окон, Непрерывно дрожа на ветру, Для него твой сверкающий локон — Словно солнечный луч поутру. Глаз поэта – звезды сердцевина. В нём сквозь сотни неведомых призм Ты мила и по-детски наивна И нарочно играешь цинизм. А когда ты, как нимфа без платья, Без стесненья ныряешь в кровать, Для него ты – Мадонна в объятьях, Он не смеет тебя осквернять. А тебе это даже и лучше — Слишком странна такая любовь. Что же взять-то с него? Только душу, Не богатство, не хлеб и не кров. Не такой ли была Беатриче? И была ли? А может, и нет. Только жил в поднебесье, по-птичьи, Ослеплённый любовью поэт.

Валерия Вьюшкова

Поле Куликово

Под серой ватой облаков, Как под уютным одеялом, Вздремнуло поле… Шесть веков Прошло с тех пор, как здесь стояла Русь против Золотой Орды… Характер русского народа Ковался молотом беды. Мы – с поля Куликова родом. Смерть и Победа – наравне Решили здесь судьбу России: Перед лицом угроз извне — Единой стать, огромной, сильной!