Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Коллектив авторов

Дмитрий Дубков

* * *

Из старых, добрых, умных книг, От тех, кто судьбы нам пророчит, Узнали мы, что жизнь – есть миг, А счастья миг – ещё короче.

Двое расставались у моста

У разлуки суть всегда проста — Силуэт печали у разлук… Двое расставались у моста, Долго так не разжимая рук. Не было обычного: «Пока!» Не было привычного: «Прости!» Двое расставались, и река Молча грусть пыталась унести. И безмолвны были облака — От дождя влюблённых берегли. И

стояли так к щеке щека Двое, что расстаться не могли. Уходили в море корабли, Поезда бежали в города, Лишь расстаться двое не могли, — Понимали, это навсегда. Всё уносит тёмная вода, Оставляя рябь свою, как след, На её несказанное: «ДА», На его несказанное: «НЕТ».

Сравнения

Помнишь, милый, наши откровенья? Словно постигая жизни суть, Ты во всём любил искать сравненье, Сравнивал всё что-то с чем-нибудь. Видимо, в том было упоенье. На поляне, в море, между скал Черпал у природы вдохновенье И везде сравнения искал. Ты просил – попробуй, угадай-ка, На кого похожи валуны? Что отчаянно кричала чайка? Что напоминает шум волны? Мне казалось, что со мною – гений, Кругом голова от этих фраз, Не вздохнуть, не охнуть от сравнений. И меня ты сравнивал не раз С ветром, с облаками, или с градом. Но тебя, мой милый, не виню, Я таким сравненьям даже рада. Можно я тебя теперь сравню? Знаешь, дорогой, я – не гадалка, Крест такой мне, видно, Богом дан, Тяжело нести и бросить жалко, Милый – ты похож на чемодан.

Мудрец и жрец (притча)

У мудреца однажды жрец Спросил: – Ты видишь мой дворец? Там поклоняются богам, Там счёта нет златым деньгам, И я, его верховный жрец, Вершитель судеб и сердец, И непокорные в огне Сгорают, коль угодно мне. А ты, бродяга здешних мест, Влачишь свой скудный жалкий крест. Не ведал ты, что значит власть, Не наслаждался пищей всласть. Ответь немедля, наконец: За что тебя зовут – мудрец? – Ты прав! — Сказал мудрец жрецу, — Мне эта почесть не к лицу. Конечно, скудное добро В суме моей, не серебро, Там только хлеб и молоко, Но на душе моей легко, Поскольку л юду и царю Я мысли просто так дарю.

Елена Евсеева

Скамейка

Летний сад был не летним. Метался февраль по аллеям. Ветер лапал деревья и ветви трепал на бегу. Под столетнею липой, от входа немного правее, Притулилась скамейка по самые локти в снегу. Будто Ноев ковчег, затерялась в расхлябанной хмари, И промёрзлою тушей своей вспоминает во сне, Как попарно на ней размещались влюблённые твари, Отплывая в июль на её деревянной спине. «Оля плюс Николай», чуть пониже – «Наташа плюс Вова». Заметаются снегом автографы прошлых времён… И порою мне жаль, что на этой скамейке садовой Не останется места для наших с тобою имён.

Изнанка

Памяти деда

На изнанке июня – декабрь и холод такой, Что промёрзлая память мешает и даты, и сроки... Завершается год. Приближается сорок второй — Самый страшный из трёх и, наверное, самый глубокий. На изнанке войны – запах хлеба и липовый мёд. Кто всё это поймёт, тот способен увидеть воочью, Как зимою уходят машины под ладожский лёд И туманом озёрным в июне сгущаются к ночи. Млечный путь через озеро – снегом присыпанный тракт, Млечный

Путь через небо – он тоже немногим назначен. А колонны идут. С придорожной позёмкою в такт. И летят лепестки с белых яблонь на питерских дачах. Жизнь даётся на срок, как в аренду сдаётся жильё: Для кого-то на день, а иному – недели и годы. Неизбежная смерть прорастает в изнанку её И с изнанки – становится хлебом и липовым мёдом.

Женитьба Фи…

Свинья не выдаст – Бог не съест, а стало быть, услышит… И если поздняя весна – отдушина души, Имеет право на отъезд свихнувшаяся крыша, Плевать, что виза не дана и некуда спешить. Который раз не в глаз, а в бровь, и не по Сеньке шапка. Под саркастический прищур насмешницы-зари Опять несчастная любовь меня сгребла в охапку, И я отчаянно пищу, не в силах говорить. Над головой прямой эфир: обрывки и обноски Небесных тучек и ветров, а прямо в голове — Безумный день, женитьба Фи… смешенье по-Облонски, Сплетенье рук, смятенье дров на скомканной траве. Я за тобой тащусь вослед, как нитка за иголкой. Не то, чтоб замкнутый, но круг: не муторно, но зря. Мне крыша шлёт физкульт-привет своею треуголкой И отправляется на юг – в полёт… до ноября.

Посох Моисея

Сорок лет как в пути! Это ж надо такое придумать! Он кругами их, что ли, по этой пустыне водил?! Я рассохся вконец. Я от жажды чуть было не умер, А ему всё – то сушу, то воду – возьми да роди! Он, я знаю, такой: что задумал – исполнит, упорный, И пройдя сквозь пески, донесёт, доведёт до конца… Но народ-то попался какой-то скандальный и вздорный: Им не Богу служить, а пасти Золотого Тельца. И за этих, за них, кто не верил и верить не будет, Он сжимает меня в истомлённой пустыней руке, И забьёт мой родник из скалы растревоженных судеб, И оставит свой след даже в этом бесплодном песке. И пускай до меня нет ему интереса и дела, Я пойму, я прощу – лишь бы вместе – в мученьях и зле… Обопрётся душа на моё деревянное тело И вдвоём, по пустыне, к обещанной Богом земле!

Сфинкс

Сфинкс лежит в песке золотистой тушей, Отражая свет золотистой кожей. Он сегодня слеп и прекраснодушен. Он бы, может, съел... Но уже – не может. Что же ты стоишь? А идти – далече По глухой тропе из его пророчеств... Ты напрасно маешься, человечек: Он бы, может, спел, но ещё не хочет. Спелый вечер встал, как вода в затоне. Сфинкс забыл ответ на свою задачу. Он когда-то знал... Но уже не помнит. Он, должно быть, знак, но ещё не значит. И его итог – не большой, а малый, И его следы заметает время... Он, конечно, бог, но уже усталый. А усталый бог не творит, а дремлет.

Парашютист

1. Прыжок.

Ой, мурашки по спине пляшут! Ой, чечёткою трясёт зубы! В самолёт залезть – и то страшно, А уж прыгать – так совсем глупо. Словно пена, облака белы, Неба – море! Да не все тонут… Вот до люка дотащу тело, Оттолкнусь – и с головой в омут! А инструктор, хохотнув глухо, Пробасит: «Земля тебе пухом!»

2. Полёт.

Ой, ребята, что же я сделал!? В сердце холод, а душе жарко, А над миром парашют белый Триумфальною цветёт аркой. И в минуты уложив годы, (Даже времени – и то тесно!) Я болтаюсь под её сводом, Колокольчиком звеня песню: Ой ты гой еси! Под дугой виси! И со звоном – прямо в рай, смело! А не пустят, загляну в щёлку: Между небом и моим телом Только ветер да клочок шёлка!