Поэты 1820-1830-х годов. Том 2

Тимофеев Алексей Васильевич

343. "Румянец розовых щек…"

Румянец розовых щек, Глаза, как младенца, живые… Когда б я предаться им мог, Быть может, я был бы счастливый! Когда б неподвластный разлив Чувств, в груди бунтующих вечно, И сердца тревожного взрыв Сковать мог я жизнью беспечной; Когда бы мечтаний миры Бесчисленней класов над нивой, Фантазии буйной пиры В тебе я вместить мог единой; Когда бы бездонность страстей, Догробную жажду желанья Наполнил я лаской твоей, Насытил амврозьей лобзанья; Когда бы в тебе, о дитя, Слил жизнь всю: восторги и горе… Но можно ли в каплю дождя Вместить беспредельное море! Но можно ли дерзостный дух, Парящий к делам, не к покою, Смирить и ослабить… и круг Чертить ему волей земною!.. Подставь лучше молнии грудь, Гонись за блудящей кометой, Несися за бурею в путь, Влюбляйся в труп, в саван одетый. Меня же покинь, убеги! В другом сыщешь чувства награду Мои одиноки шаги В дороге — и к небу, и к аду. <1837>

344. ЗИМНИЙ ПОХОД

«Потусклый месяц побледнел, Ночное небо голубеет, Петух в последний раз пропел, И ветер холоднее

веет. Бог свет дает! Мороз скрыпит. Дорога чрез село лежит. Из хаты утренний дымок Над кровлей низкою поднялся; Стоит он, тонок и высок, И с колокольней поравнялся. Всё небо в золоте, в огне, — Встречаем день мы на коне. Хотя на радостный восход И рано солнце поспешило, Но раньше мы пошли в поход: Оно в пути нас озарило. Здорово, солнышко! Свет твой Пускай утешит грустный строй. Проснулось мирное село, Хозяйка двери отворяет, Глядит поселянин в окно, Его взор радостью блистает. Ему о чем же горевать? Жена, и дети с ним, и мать… В чужом краю привета нет. Никто нас сирых не встречает; Вздохнув, прохожий смотрит вслед, Быть может, обо мне вздыхает. Меня, друг, можно пожалеть! Ах, тяжко сиротой стареть!.. Труды нерадостно терплю Под неродными небесами; Подчас на камне ночью сплю, А утром моюся слезами. И хлеб не естся! Горек он, Чужой рукою испечен. Прощай, прохожий! Нам грустней, Когда идем селом, бывает: Огнем кровь сердце сожигает, Как вспомнишь радость прежних дней… Прощай! В селе нам нет родных, — Собаки лают на чужих!» Походом, песней грусть гоня, Так утром воин пел печальный; Рукой погладил он коня, Вздохнул, взглянул на путь свой дальный, И на замерзлые усы Скатились разом две слезы. <1837>

345. ПАША

Паша был светел; в сладкой лени На бархатном диване он лежал, Из янтаря душистый дым впивал, А голову склонил к Дильбере на колени. Гречанка то была — цветущая весна, Зефир, ручей живой, блестящая денница, Видение раскошнейшего сна, Обет восторга — красоты царица. И вдруг отбросил он чубук, С улыбкой доброю, смеяся и жалея, Шепнул, атлас сжимая белых рук: «Ты в грека влюблена, морейская лилея!» В негодовании, с слезами на глазах, Дрожащая, искала долго слова. «Что говоришь, душа, властитель благ! Не повторяй наветов духа злого! Кого любить?.. Бог видит грудь мою, — Ты в ней один. Клянусь отца могилой, Всем сердцем, мыслями, всем бытием люблю Единственно тебя, мой обладатель милый!» Беспечно поднял он веселое чело, Не оскорбясь вопроса неудачей; Взглянул очей в прозрачное стекло, Поцеловал уста, коралл горячий. «О гурия! Ты платишь не добром За доброту мою! Не отвергай участья: Готов я помогать кинжалом, серебром Для вашего союза, мира, счастья. В тайник души, друг, отвори мне дверь, Откройся в истине, не плача, не робея, Как матери родной, мне отвечай теперь: Ты в грека влюблена, морейская лилея?» «Ах, смею ли, могу ль, должна ли я любить!.. Хоть ангел бы предстал, но не сломить заклятья, Когда мне суждено твоей навеки быть, Когда, как цепью, ты сковал меня объятьем! До гробовой доски послушная раба! И, если б чувство в грудь невольницы запало, — Преступна менее и более слаба, Сто раз бы умерла, а тайны не сказала». И обнял деву он. Ласкаяся, шутя, Играл развитыми, блестящими кудрями. «Ты правду говоришь, прекрасное дитя! Но женщина властна ли над страстями? Я не тиран, не зверь, не нильский крокодил, Чтоб голубя разрознивать с голубкой. Не будет извергом, кто так тебя любил: За ласки не воздаст насилья вечной мукой. Готов поддерживать кинжалом власть мою И золотом; лишь ты признайся, не краснея, — Я в ту ж минуту вас навек соединю, — Ты греку отдалась, морейская лилея?» И, вне себя, она — у ног паши! Трепещет, не найдет речей в рыданьи горьком. «О, ты прозрел всю внутренность души Благим, пронзительным и милосердым оком! Так! Я нарушила, забыла вечный долг. Он мой! Люблю его! Не помогло боренье! Он морем ум топил, он солнцем сердце жег, Навеки он скрепил сердец соединенье! Ты не разлучишь их!.. Ты добр… Тебе гарем Невольницу увядшую заменит. Чтоб осчастливить нас — не правда ли? — затем Меня ты спрашивал?.. Ах, он твой дар оценит, Он будет раб твоим желаньям и страстям, Над драгоценными он станет бдеть годами! О, сделайся отцом несчастным сиротам, Будь господом оставленной судьбами! Всё высказала я, что только ты желал, Стыдом, надеждою и страстью пламенея…» Как тигр вскочил паша, ей в грудь вонзил кинжал, «И я сдержу обет, морейская лилея!» В ладони хлопает — толпа предстала слуг. «Возьмите прочь ее!.. И труп окровавленный Несите в комнату, где ждет ее супруг, Грек обезглавленный, в ночь прошлую казненный. Я слово дал. Я слову господин! Найду приличное сердцам влюбленным место! Заприте их обоих в гроб один — Да не разлучится жених с своей невестой!» <1837>

346. ИЗМЕННИЦА

Ах, певец! какое горе! Лучший цвет любви твоей, Дева милая, не споря С гордой матерью своей, Отдала иному руку! Боги, тяжкую разлуку, Неизбежной смерти весть Дайте силы перенесть! Шумной свадьбы вереницу Проводив за ворота, Уж не я тебя в ложницу Поведу, о красота! Уж не мне в тревоге новой С белоснежных юных плеч Целомудрия покровы Дланью жаркою совлечь, Вняв благих богов веленьям, Пояс девы отрешить И стыдливые моленья Поцелуем заглушить. Боги смертному на долю Мало дали счастья, друг! Мне — беспечной жизни волю, Струны, чашу и досуг; Мне — разгул вечерних оргий, Поцелуи при луне; Но законные восторги Предназначили не мне! Вздох унылый, ропот томный Тщетно лишь волнуют грудь; Бессемейный и бездомный, Избираю новый путь. В край безвестный, край далекой Чашу с лирой унесу; Там забуду черноокой Вероломную красу. Я уйду — со мною вместе Музы милые уйдут И изменнице-невесте Брачной песни не споют. Скучен будет пир венчальный, И жрецов унылых ряд Совершит, как долг печальный, Утомительный обряд. Муж суровый и надменный В пышный дом тебя введет, Но в сокровищах вселенной Наслажденье не живет! Видя гордые палаты, Скажешь, помня счастья сны: «Золотом они богаты, А веселием бедны! Всюду пасмурные лица, Тусклы взоры, как свинец; Здесь надежд моих гробница, Здесь любви моей конец!» <1841>

347–351. <ИЗ ЦИКЛА «ПО СЛЕДАМ АНАКРЕОНА»>

1. ПРИЗРАК

Сицилиец мореходный, Помня дедов ремесло, По равнине вод свободной Движет легкое весло. Солнце, бег кончая дневный Догорающей красой, На лазури Средиземной Стелет помост золотой, И над спящими волнами, Низлетая с высоты, Вечер легкими крылами Сеет думы и мечты. Тихи рощи и долины, Всходят месяца рога, Величавые картины Взорам кажут берега: Вот руины храма Славы, Башни, стены, темный ров… Гробы царственной державы, Прах минувших городов! Дар оставя нам чудесный, Здесь, числитель и поэт, Спят в могиле неизвестной Феокрит и Архимед. …………………… …………………… …………………… Но когда в красе восточной Саркофаг иных племен, Замок Цизы непорочной Вдруг появится из волн, На резных колоннах ходы, Легкий терем, звучный грот, Шпицы, стрельчатые своды, Арабески, водомет, Роз душистые короны, Кипарисные листы, И балкон, а на балконе — Лик небесной красоты… Бросив верное кормило, Юный плаватель сквозь тьму Видит образ, сердцу милый, Простирает длань к нему. Тщетно! Легкий призрак белый Улетает в глубь террас, Манит в замок опустелый И скрывается от глаз!.. О, зачем тебя здесь боги, Мавританская звезда, В сокрушенные чертоги Заключили навсегда? Или за мирские неги Ты утратила эдем, И пустынны эти бреги Сторожат твой вечный плен, Или, неба грустный житель, Помня воды и цветы, Ты в родимую обитель Улетела с высоты!..

2. СОРЕВНОВАТЕЛЬ

Я не грек, но доли нашей Первенства не уступлю: Так же весел я за чашей, Так же пылко я люблю. Что нужды, что рвать нам розы Целый год не суждено: Не приятнее ль в морозы Пить янтарное вино? Свист Борея тешит мужа, Пусть зима идет, — ужель Остудит мне сердце стужа, Охладит мой дух метель? Встретя милой девы взгляды, Южных звезд я не прошу: Небо светлое Эллады В молодой груди ношу. Друг классической державы, Наслажденья верный сын, Изуча былые нравы Обитателей Афин, По благому их примеру Всех языческих богов: Феба, Вакха и Венеру Жертвой чествовать готов! По урокам их, свободный, Я лелею песен жар, Звуки лиры благородной! Аполлона чудный дар! Хореические строки, Словно брызги серебра, Словно вод живых потоки, Истекают из пера!

3. НЕВОЛЬНАЯ ИЗМЕНА

Аравийским ароматом Умастя свои власы, Вся блистающая златом, Негой, чарами красы, Мне вечор она предстала! Как лазурный небосвод, Из порфира и опала Одевал нас легкий свод. В сокровенную обитель Проникая в первый раз, Изумленный, робкий зритель, Возвести не смел я глаз. Обожал я, как святыню, Лик волшебницы младой, И не смертную — богиню Думал видеть пред собой. Слов пугаясь святотатства, Перед ней немел язык, Силу прелестей, богатства Я вполне тогда постиг! Благовонием курений И цветов окружена, Упивалась негой лени Величавая жена. Смоляных кудрей потоки, Разбежавшиеся врозь, Трепет, огненные щеки, Взор, пронзающий насквозь; Белые, нагие руки, Жажда страсти на устах, Выраженье сладкой муки В томно-голубых очах; Грудь без дымки, непорядок Соблазнительных одежд — Всё рождало чувств припадок И безумие надежд. Если б медлил я предаться Обаянью в те часы, Люди б стали сомневаться В всемогуществе красы; Если б я в мгновенье это, Друг, тебе не изменил, Чем бы перед строгим светом Хлад преступный извинил? Я б из власти женщин вышел, Коих вечно обожал, И прощенье б не услышал, И пощады б не узнал! Разнеслись бы злые речи, Что я камень, что я лед… Дева, при подобной встрече Изменю я и вперед.

4. МИЛЫЕ ГОСТИ

Знайте: с солнечным закатом В гробе спящие встают, Дышат розы ароматом, Сладкий божий воздух пьют. Ах, не может быть природа Столь к детям своим люта, Чтоб была им дверь исхода В мир навеки заперта. Длинной, легкой вереницей Расстилаясь при луне, Мчатся вдаль они, как птицы, К незабвенной стороне, Где любили, где вкусили Юной жизни дар благой И впервые оросили Щеки сладкою слезой; Где узнали с роком битвы, Прелесть дружбы и родства, Силу горя и молитвы, Гнев и милость божества. Край священный перед ними! Всё опять им отдано! Вновь составили с живыми Нераздельное звено! Ряд дубов, цветник у дома, У реки зеленый луг, — Всё им мило и знакомо, Как старинный, верный друг. И полет их благотворный Слышат нежные сердца, Разумеет ум покорный, Видит вещий взор певца.

5. СЧАСТИЕ И ВЕЛИЧИЕ

В час, когда для жизни сердца Я пришел в мир суеты, Мать желанного младенца Положила на цветы И сказала: «Для того ты Пеленой весны повит, Чтоб в очах твоих заботы Принимали счастья вид, Чтоб улыбкой молодою Красовалося чело, Чтобы всё перед тобою Жило, пело и цвело». С той поры, хотя печали (Наважденье адских сил!) На пути меня встречали, Но от них я уходил. Друг беспечности любезной, Чадо неги и весны, В век холодный и железный Золотые вижу сны. Бледность — роскошью мне зрится, Сводом мраморным — шалаш, И в душе моей гнездится Нестареющая блажь. Резвые люблю забавы, Скучного бегу труда, Не желаю громкой славы, Не боюсь людей суда. Лишь хотел бы, лиру строя И прядя напевов нить, Чувство мира и покоя В сердце братий перелить. Пусть другой надмен и шумен, Обожает славы лик; Кто был счастлив — был разумен, Кто счастливил — был велик. <1845>

352. ВЕСЕННЯЯ КАРТИНА

Нянек и малюток Полон снова сад, Выпущен из буток Белых статуй ряд. Слышишь ли ты звуки Юных голосов, Как лепечут внуки, Дедушка Крылов? Роз, сиреней запах В воздухе стоит, Львы с шарами в лапах Стерегут гранит. К пристани теснится Кучами народ, Точно вся столица Собралась в поход. Повидаться с летом Манят острова! Золотистым светом Залита Нева! От лучей победных Скрылся образ тьмы… Лишь на лицах бледных Вечный след зимы. <1858>