Поезд на третьем пути
Шрифт:
Впрочем, от непрошенной тоски быстро вылечил чувствительные сердца Илья Эренбург, от произведений которого исходила непревзойдённая ложь и сладкая тошнота.
Да еще исполненный на заказ сумбурный роман Ал. Толстого "Чёрное золото", где придворный неофит бесстыдно карикатурил своих недавних меценатов, поивших его шампанским в отеле "Мажестик" и широко раскрывавших буржуазную мошну на неумеренно роскошное издание толстовской рукописи "Любовь - книга золотая".
"Льстецы, льстецы, старайтесь сохранить и в
Впрочем, всё это были только цветочки, ягодки были впереди: "Петр Великий" еще только медленно отслаивался в графских мозговых извилинах, и обожествления Сталина, наряжённого в голландский кафтан Петра, не предвидел ни чудесный грузин, ни смущённый Госиздат.
Зато на славу развлекли и повеселили "Двенадцать стульев" Ильфа и Петрова, и первое по праву место занял всеми завладевший сердцами и умами неизвестный советский гражданин, которого звали Зощенко.
О чудотворном таланте его, который воистину, как нечаянная радость, осветил и озарил всё, что творилось и копошилось в тёмном тридевятом царстве, в тридесятом государстве, на улицах и в переулках, в домах и застенках, на всей этой загнанной в тупичок всероссийской жилплощади, о чудодейственном таланте его еще будут написаны книги и монографии.
В литературный абзац его не вместишь, и стало быть, покуда будут эти книги написаны, одно только и остается: отвесить утешителю дней низкий земной поклон.
После Зощенки кто мог читать Демьяна Бедного, Ефима Зозулю и прочих казённокоштных старателей и юмористов.
А ведь, кроме комсомольских увеселителей, были якобы и всамделишные писатели из народа, поэты от сохи, от подпочвы, которых подавала "Молодая гвардия", одёргивала за уклон "Литературная газета", и производила в лауреаты Академия Наук.
Где они? Кто они? Какое наследие оставили они не то что надменному веку, а хоть одной покладистой пятилетке?
Имя им - легион, произведения их - пыль.
Помнится, невзначай указал мне Адамович на одного из легиона, и тоже от сохи, некоего Мих. Светлова.
Издание Молодой гвардии, сборник стихов "Ночные встречи".
Не приведи, Господи, встретить такого ночью!..
Но всё же, для памяти, записал в записной книжке.
Четыре строчки из стихотворения "На море".
Там, под ветра тяжёлый свист
Ждёт меня молодой марксист.
Окатила его сполна
Несознательная волна...
Да! Этот не то, что от сохи, а от самых земных пластов, от суглинка, от рыхлого чернозёма.
Такая мощь и сила в нём,
Что, прочитав его творенья,
Не только чуешь чернозём,
Но даже запах удобренья.
***
С зарубежной поэзией дело обстояло проще.
В знаменитом Тэффином "Городке", который лежал, как собака на Сене, было всё, что угодно, но Академии Наук не было.
Лауреатов венчали в угловых
Молодые поэты читали стихи друг другу, а добившись славы, выступали на вечерах "Зелёной лампы", и лорнировала их в лорнет Зинаида Гиппиус, которую за несносный нрав называли Зинаидой Ге-пе-ус, да ещё тонким фальцетом учил уму-разуму Мережковский.
Была у них и своя собственная "Поэтическая ассоциация", и "Палата поэтов", и "Перекресток", и "Объединение", и покровительствовали им и поощряли и Адамович, и Ходасевич, и В. В. Вейдле, и в торжественных случаях И. А. Бунин.
Никто их не мордовал, не затирал, и никаких социальных заказов не заказывал.
Росли они, как в поле цветы, настоящие цветы жизни, хотя писали главным образом о смерти, о распаде, о тлении.
Георгий Викторович Адамович давал о них лестные отзывы, и потом с виноватой улыбкой оправдывался:
– Литература проходит, а отношения остаются... Надо быть снисходительным.
Среди молодых поэтов были и старые, которые тоже считались молодыми, и когда перечитываешь "Якорь", антологию зарубежной поэзии, составленную Адамовичем и М. Л. Кантором, то просто диву даёшься.
Кому нужны были эти метрические записи, справки о днях рождения и тезоименитства, все эти точные сведения о первой и второй молодости?
Но ничего не поделаешь, очевидно, в хорошем обществе так принято - за чайным столом о возрасте не говорить, но в случае антологии требовать и стихи и паспорт.
Впрочем, от неизбежного забвения не спасет и антология.
А войти в хрестоматию не каждому суждено.
А ведь были среди молодых поэтов по-настоящему талантливые люди.
Их было немного, дипломов никто им не выдавал, но имена запомнились, стихи запечатлелись.
Дов. Кнут, Ант. Ладинский, Мих. Струве, И. Голенищев
Кутузов, Лидия Червинская, Алла Головина, Леонид Зуров, скорее впрочем прозаик, чем поэт.
Выделялся из них, особняком стоял один Анатолий Штейгер.
Умер он совсем молодым, в Швейцарии, в санатории для туберкулёзных.
Оставил по себе милую память, лёгкую тень, и небольшую, тоненькую тетрадь стихов, под неожиданным названием "Неблагодарность".
Фактура стиха - дело профессиональных критиков и специалистов.
Простым смертным дано только воспринимать и чувствовать.
Испытывать невольное волнение, или не испытывать ничего, равнодушно пройти мимо.
К стихам Анатолия Штейгера равнодушие неприложимо.
Никто, как в детстве, нас не ждёт внизу.
Не переводит нас через дорогу.
Про злого муравья и стрекозу
Не говорит. Не учит верить Богу.
До нас теперь нет дела никому
У всех довольно собственного дела.
И надо жить, как все,- но самому...