Поезд
Шрифт:
Елизар развел плечи, в спине что-то сладко хрустнуло. Совсем он взмок с этими матрацами. Едва успели с Магдой вернуть часть в подменный вагон, остальные так и остались у Елизара – в пути перенесет, пассажиры помогут. Вообще пассажиры не мешают проводнику, если, конечно, не задаваться, а быть с ними на равных. Взять те же чурки для растопки титана, вечно их не хватает. А бросишь клич пассажирам на какой-нибудь станции – глядишь, столько тебе понатащат всякой древесной мелочи, что хоть вместо угля в топку бросай. Как-то один доброхот даже лестницу деревянную приволок на дрова, дежурный по станции прибегал, скандалил: «Верните! На балансе лестница, мало вам ящиков, ворюги!» Или взять щекотливый момент, когда с ревизорами не найдешь общего языка и надо безбилетников прятать. Если с пассажирами на ножах, враз тебя продадут с потрохами… Нет, с пассажирами
– Почему второй вагон?! А где семнадцатый? – раздались крики с платформы. – Какой это вагон? Раскидали номера, как лото!
«Неграмотные, что ли? – подумал Елизар. – Ведь фризка висит». И тут он вспомнил, что в запарке не поменял номер вагона, как значился вагон под номером прибытия, так и сейчас значится. Правда, насадки с трафаретом вообще не было, просто патлатый Вадим нарисовал фломастером па листке цифру «2» и прислюнявил в служебке к оконному стеклу. Так листок и висит, вводя в заблуждение пассажиров, ждущих вагон под номером «17».
– Семнадцатый, семнадцатый! – крикнул Елизар в ответ. – Ошибка!
– Семнадцатый! – облегченно передавали весть друг другу пассажиры, бросаясь вслед за медленно идущим вагоном.
– Семнадцатый! Валя, Федор! Тащите сюда чемоданы! – воскликнула женщина в светлом пальто и голубой шапочке.
– Какой вагон? Семнадцатый?! А написано второй! – набегали пассажиры, волоча поклажу. – Ах, ошибка! Вечно у них ошибки. И так опоздали, сократили посадку, а тут еще и путаница…
И прохладный майский воздух теплел от снующих по перрону людей, от криков, рукопожатий, мелькающих чемоданов, узлов, ящиков, недоговоренных фраз, сдержанных слез, тележек носильщиков… Елизар при главной посадке билетов не проверял. А что их проверять? Времени в пути достаточно, разберется. Пусть каждый занимает свое место сам, а Елизару и без того хватает работы…
– Слушай, прихвати до Баку. Две коробки, – шепчет в ухо усатый парень. – Там встретят.
Елизар принял под мышку коробки и, оттолкнув застрявшую в дверях тетку, ринулся в служебное купе. Едва закинул коробки на полку, как в дверях выросла фигура мужчины в кожаном пальто.
– Возьми до Махачкалы, будь другом. – Мужчина держал обшитый брезентом громоздкий круг. – Резина для «Жигулей». Сам встречу, самолетом вылетаю.
Расплатившись, мужчина ушел. Елизар решил забросить покрышку в глубь антресолей. Если сунется ревизор, коробки он еще спрячет, а с покрышкой хлопот не оберешься. В тесном купе покрышка почему-то увеличилась в диаметре, за все задевала, ну никак не упрятать. А тут еще сунулась женщина в светлом пальто и голубой шапочке.
– Проводник! Все купе завалено матрацами, окна не видно! – у женщины был приятный поющий голос.
– Сразу и в окно смотреть? – игриво ответил Елизар, испытывая симпатию к пассажирке, которую он еще на перроне определил как свою.
– А одеял нет?– – Молодой человек, что протискивался к выходу, подмигнул Елизару. – Без одеяла мы не согласны.
Женщина повернула голову и окатила молодого человека ледяным взглядом.
– Ладно, ладно! – срезал Елизар молодого человека. – Слово сказать не дадут. – И, деликатно прикрыв ладонью рот, добавил, обращаясь к пассажирке: – Только отправимся, все матрацы уберу.
Женщина хотела что-то возразить, но ее опередил грубый голос с площадки:
– Проводник?! Белье принимай! Эй! Оставлю без белья. Быстра-а-а!
Елизар соскочил с полки и, разметав по стенкам пассажиров, бросился на площадку. Еще бы, и впрямь ведь оставит. Смотря кто сегодня дежурит по раздаче белья. Другой не застанет проводника на месте, проедет дальше, к следующему вагону, тащи потом вдоль всего состава мешки с бельем. А в каждом двадцать комплектов – полусырые простыни, наволочки, полотенца. Будь здоров весят, лошадь надорвется.
– Сколько скидывать? – Раздатчик махнул рукой рабочему, что сидел на мешках, точно турецкий султан на подушках.
– Скидывай семь, – решает Елизар.
– Что так много? С мылом будешь есть? – благодушно интересуется раздатчик, извлекая пачку накладных. – Сто сорок комплектов?
– Дак он же и безбилетникам отель устроит, санаторию, – догадливо бросает с высоты рабочий. – Бросать, нет?
– Бросай, – разрешает раздатчик. – Нам один хрен.
Первый мешок подобно пушечному ядру летит на площадку, сбивая оставленное ведро. Ведро с грохотом опрокидывается, из него сыплются яблоки.
– Это что ж такое?! – заголосила взявшаяся откуда-то бабка. – Что за хулиганства?! Пассажиру в вагон войти не дадут. Война, что ли?
– Шевелись, бабаня! – командует рабочий. – Подними ведро и тикай, я подожду.
Бабка не стала спорить с властью. Она выдернула из-под чугунного мешка ведро, побросала наспех яблоки, какие под рукой, и юркнула в коридор.
Увертываясь от очередного мешка, Елизар принялся оттаскивать белье к топочному отделению, чтобы освободить проход, потом, после отправления, он разложит мешки по полкам. Да так, чтобы на виду были. Еще в памяти у Елизара держалась стародавняя поездка, в которой у него пропал мешок с полотняным олимпийским бельем. У кого он только не побывал, доказывая свою непричастность. Конечно, соблазн-то велик: белье не дешевое, а выплачиваешь при нехватке всего половину стоимости, другую половину вагонный участок покрывает. Только за прошлый год участок, говорят, выплатил бельевому хозяйству сорок тысяч рублей. Это ж надо, сколько постельного белья к лихим рукам прилипло! Яшка-проводник подсчитал, что такая страна, как Абхазия, могла бы сны свои мандариновые видеть, нежась на уплывших простынях… Так что нелегко тогда пришлось Елизару, надолго запомнил, считай, до ворот тюрьмы дошел, еле отбился. А насчет сетований раздатчика, что Елизар много комплектов за собой записал, так это раздатчик погорячился. В вагоне пятьдесят четыре полки, туда-обратно – это уже сто восемь комплектов. А сколько пассажиров сменится на одной и той же полке за поездку, никому не известно. Возможно, и семи мешков будет мало. Бывалый проводник все должен предвидеть… Однако допустил промашку Елизар с этими мешками. Только уложил, смотрит – в тамбур угольщик вваливается, как есть черт из преисподней, одни белки глаз сияют, даже зубы черные.
– Хозяин! Торф тебе доставил под затравку!
Любил Елизар растапливать титан торфом. И схватывает быстро, и горит весело. Главное, не надо пассажиров за щепками гонять. А уголек у него есть, древесный, сухой, служивый из угольного двора доставил по таксе… Но заставил Елизар дверь топочного отделения мешками с бельем, некуда ему сейчас торф этот сложить.
– Недорого возьму, – подзуживал угольщик. – Сухие брикеты, гореть будут ясно. Любой уголь раскочегарят. Ну?! А бельишко мы в проход сдвинем, место освободим для торфа. – И угольщик, не раздумывая, потянул мешок в сторону, ухватив ушки грязными лапами.
Это вывело Елизара из себя.
– А ну! Вали отсюда! Ишь, командир выискался. Весь вагон перемазал, – и он вытолкал угольщика на платформу.
Тот ругнулся без обиды и двинул вдоль состава на своей чумазой колеснице, громыхая бандурами с торфом. И автокар казенный, и торф вроде не на своем огороде копал, а разъезжает не таясь, торгует государственным добром, складывая денежки в черный, лоснящийся карман. Такие дела…
Елизар вернулся в купе. Для начала отодрал от стекла старый номер. Перевернул листок, начертал карандашом цифру «17». Но тут в пыльном окне мелькнул профиль начальника поезда Аполлона Николаевича Кацетадзе, рядом с ним спешил молодой человек в вязаной кофте. И еще какие-то люди. Елизар был уверен, что это Магдины пассажиры. Елизар даже мог сказать, какие места проставлены у них в билетах. Дело в том, что бракованный вагон заменили старым, мягким, другого в резерве не нашлось. А у этой серии вагонов на одно купе меньше, значит, четверо пассажиров останутся без места… В ушах у Елизара еще стоял крик, который подняла Магда при виде подмены. Конечно, обидно, теперь наверняка займут служебное двухместное купе, которое, как правило, набивалось «длинными зайцами». Или выгодным грузом… Но так расстраиваться?! «Никого я не хотела брать, понимаешь?! – кричала ему Магда. – Чтобы только мы вдвоем, понимаешь. Желание у меня такое, желание!» Елизар размяк, что он мог ей сказать, чем успокоить? Он и сам расстроился. На всякий случай имелась еще и рубка. Полка, правда, там одна, но им и не нужно больше. И столик был, и шкафчик. Только что приборная доска маячила перед глазами с переключателями да стрелками. Но можно не обращать внимания, в конце концов.