Поездка в Ханфорд
Шрифт:
– Что же мы теперь будем делать?
– спросил я.
– Ведь сезон толькотолько начался.
– Я тебе говорю, что он кончился, - сказал дядя.
– Мы проживем в этом доме месяц, а потом поедем домой. За квартиру шесть долларов
– Без гроша в кармане, - напомнил я.
– Зато в добром здоровье, - ответил он.
– Слава создателю, который дал им созреть так рано в этом году.
Дядя Джорги протанцевал в дом к своей цитре, и, прежде чем я решил, что с ним делать, он уже пел и играл. Это было так прекрасно, что я и не подумал вставать и гнать его из дому. Я просто сидел на крыльце и слушал.
Мы прожили в этом доме месяц, а потом вернулись домой. Первой нас увидела бабушка.
– Вовремя вы домой возвращаетесь, - сказала она.
– Он свирепствует, как тигр. Давай сюда деньги.
– Денег нет, - сказал я.
– Он не работал?
– спросила бабушка.
– Нет, - ответил я.
– Он пел и играл на цитре весь месяц.
– Как у тебя получался рис?
– Когда пересоленный, когда переваренный, а когда и в самый раз. Но он не работал.
– Дедушка знать об этом не должен, - сказала она.
– У меня есть деньги.
Бабушка подобрала юбки, достала несколько бумажек из кармана панталон и сунула их мне в руки.
– Отдашь ему эти деньги, когда он придет домой, - сказала она.
Она поглядела на меня минутку, потом добавила:
– Арам Гарогланьян.
– Я сделаю, как вы велели, - заверил я.
Как только дедушка пришел домой, он сразу разбушевался.
– Вы уже дома?
– рычал он.
– Сезон так рано кончился? Где деньги, которые он заработал?
Я подал ему деньги.
– Я не потерплю, чтобы он тут распевал целыми днями, - рычал дедушка. Всему есть границы. Если вы прочтете в какой-нибудь книжке, будто отец любил глупого сына больше умных своих сыновей, так знайте, что это писал человек бездетный.
Во дворе, в тени миндального дерева, дядя Джорги заиграл и запел. Дедушка так и замер на месте, заслушался. Он сел на кушетку, скинул башмаки и принялся гримасничать, изображая удовольствие.
Я побежал на кухню и выпил залпом несколько кружек воды, чтобы утолить жажду после вчерашнего риса. Когда я вернулся в гостиную, старик лежал, растянувшись на кушетке, и улыбался во сне, а его сын, мой дядя Джорги, пел хвалу мирозданию во всю мощь своего прекрасного, печального голоса.