Поездом к океану
Шрифт:
— Понимаю, — кивнул Юбер и решительно выволок ее из ванны. Она мокрая и голая. И плевать. На ее теле кровоподтеки. И он совсем не уверен в целости ребер. Но в больницу ее такую не отвезешь.
Он, как ребенка, вытер ее, завернул в полотенце и понес в комнату. Она подрагивала в его руках, вцепившись в мундир. А когда он уложил ее в кровать и сунулся к шифоньеру за другой рубашкой, услышал негромкий всхлип. Все же это к лучшему, решил Юбер. Бабе положено плакать, даже если это его Мадлен. Пока он рылся в вещах и нашел халат, ее тихий плач потихоньку превратился в вой, но и это было понятным для него, даже закономерным. Она выла, а он ее одевал. Потом
Сам же спать не мог. Нежность никуда не девалась, лишь множась.
Но и ярость множилась вместе с ней, требуя, чтобы ее выпустили на волю. А он обещал Мадлен ничего не делать.
Врач.
Обязательно нужно врача, хочет она того или нет. Мадам Кейранн права — нет никакого «стыдно». Стыдиться не ей.
Так это странно выходит, кажется. Как это так выходит? Когда никому не делаешь зла за всю жизнь, а зло причиняют тебе. Раз за разом. Будто бы испытывая, где тот предел, до которого дотянешь. Относительно себя Юбер хотя бы знал за что. А ей? Ей — за чьи грехи? Или это он сам натворил на три жизни вперед, вот и наказывает близких? Кто наказывает? Тот, в кого он не верит?
К черту! Все вокруг вываляно в дерьме, и лучшего не случится.
Едва ее дыхание сделалось теплым и спокойным, и, касаясь его руки, которой он обхватил ее плечи, стало напоминать шевеление бабочки, порхающей у самой кожи, Анри заставил себя выскользнуть из постели. Не одеваясь, направился на кухню варить себе кофе и думать. Впрочем, о чем тут думать? Он прекрасно знал, что сделает. План оформился ясный и четкий, оставалось лишь воплотить его в действие.
Когда он, полностью одетый, с идеальной выправкой и чеканным шагом, совсем не напоминавшим о переломе, выходил из дому, светало. Над океаном шелковой алой лентой облаков протянулось отражение восхода. Оно же стелилось и по бархатно-синей воде едва заметными бурыми бликами. Юбер глотнул воздуха, поправил кепи под козырек и направился к гаражу, где стоял фургон, купленный для нужд фермы.
До станции ехать было недолго. Требул — небольшой, что там добираться от одного конца до другого? Но в нетерпении и это время пытка.
Оказавшись у здания маленького даже по меркам коммуны вокзала, он проехал еще пару километров по прямой, до большой закрытой деревянной ротонды, где стояли локомотивы. Фабрис больше уже не ходил в рейсах кондуктором. Он работал здесь же, в ремонтном депо, в железнодорожной бригаде, и занимался техническим обслуживанием поездов.
Здесь Анри его и нашел, сидящего за самодельно сколоченным столом, в окружении приятелей, потягивающим что-то из кружки и играющим в карты. Все то же славное и добродушное выражение лица, глядя на которое никогда не подумаешь… не подумаешь о том, что случилось и, наверное, случалось не раз. Беллар сквозь смог сигаретного дыма и тусклого мерцания лампы его не видел, когда он вошел, что-то увлеченно рассказывая сослуживцам, от чего компания взорвалась дружным хохотом. К Лионцу дернулся лишь чумазый мальчишка, подрабатывающий здесь же после уроков — по возрасту, во всяком случае, он выглядел слишком молодо, чтобы работать, а не учиться. Лет пятнадцати, не больше.
— Эй, вы тут как? Нельзя сюда посторонним! — очень серьезно застрекотал мальчик, пока не разглядел военную форму, не раз выручавшую Юбера в мирной жизни.
— Да я с родственником поздороваться, — хохотнул Лионец. — Давно не видел. Хотел вместе пива выпить. Можно к вам, ребята?
Последнее он крикнул в глубину ротонды, и на звук его слишком зычного сейчас голоса Фабрис поднял голову. Наблюдать за тем, как по мере узнавания вытягивается лицо Беллара, было бы очень забавно, если бы не холодная ярость, затапливающая мозги. Вскипать этой ярости Анри не давал, иначе, ей-богу, день начнется убийством. Либо он бросит выродка под поезд, либо его самого пришибут чем тяжелым.
— Господин подполковник? — оторопело переспросил Беллар, всматриваясь в полумрак и, кажется, делая вид, что плохо видит. Он так и не научился называть Юбера по имени, и Анри это вполне устраивало. Сейчас — особенно.
— Выйдешь со мной или тебя вытащить? — усмехнулся он, махнув головой к воротам.
— Я… мы не знали… и работа…
— Потом доработаешь, — бесстрастно ответил Юбер.
И Фабрис, бросив на стол карты и все еще хорохорясь перед приятелями, шутя брякнул:
— Мы же, кажется, не в армии, господин подполковник.
— Зато можешь поблагодарить, что ты еще не в каталажке, Беллар.
Даже сквозь дым было видно, как тот побледнел и что-то неразборчиво пробормотал то ли сослуживцам, то ли себе под нос. Но на этом терпение подполковника Юбера исчерпалось. Он ухватил Фабриса за шиворот и выволок на улицу, где рельсы сходились у входа в ротонду. Пахло так, как только на железной дороге и пахнет. Щебнем, мазутом, железом. И еще пивом — от Беллара. Где-то поблизости раздался громкий гудок, от которого тот вздрогнул прямо в руках Анри, тащившего его за загривок. К вокзалу подходил состав.
Юбер отшвырнул Фабриса в сторону и процедил сквозь зубы:
— Ну что, братец, поговорим?
«Братец», отлетев на несколько метров, не без труда удержался на ногах, споткнувшись о шпалы. Глядел затравленно, а Юбер никак в толк не мог взять, как так вышло, что парень с таким славным и добродушным видом — на поверку такое ничтожество. Как так вышло, что мужчина, пожалевший женщину, сам стал ее палачом?
Впрочем, это позже, вспоминая тот день, он мог думать, оценивая Беллара, а тогда… разве только о том, как остатками здравого смысла удержать себя от того, чтобы размозжить его физию — славную и добродушную.
— Я всего лишь воздал ей по заслугам! Недолжно жене идти поперек мужа! Сами бы вы стерпели? — выпалил, оправдываясь Фабрис. — А потом она упала! Незачем вешать на меня все грехи! А от своих я не отказываюсь!
— Еще б ты отказывался, — мрачно брякнул Юбер, прежде чем двинуть кулаком в его челюсть. От этого Фабрис свалился-таки наземь.
Вслед за ними высыпали мужчины из бригады, кто-то даже бросился к Беллару, но Юбера тронуть не смели — не иначе погоны удерживали. «Родственник» оттолкнул руку помогающего и поднялся сам. Всклокоченный, со злым, пылающим взглядом, он недобро и немного диковато смотрел на Лионца, а потом заговорил:
— Я Мадлен муж, а вы ей никто! По какому праву бродите вокруг столько лет? Уж не потому ли, что самому охота, да не подойти? А?! Вбили девчонке в голову идею сюда переехать, чтоб на привязи держать. Влезли в чужое, когда своего нет. А она, дура, все верит в доброго кузена Анри. Кто тут добрый-то? Такая же грязь, как другие.
— Это все? — осведомился Юбер, буравя Фабриса остекленевшим взглядом. Будто бы поставил заслон между собою и им, за который никакие слова не проникнут. Им обоим во благо. — А если все, то вещи твои я к воротам выброшу к концу смены. Не смей больше появляться в моем доме.