Поездом к океану
Шрифт:
— Мы с Мадлен уедем вместе, потому что это и не ее дом тоже. Слава богу, нам есть с ней куда вернуться.
— Мадлен остается. Ты уезжаешь, а Мадлен остается. Это ясно?
— Это она так сказала?
— Это я так решил. Глянул на нее нынче и решил, — напряженным голосом процедил Анри, не давая себе выйти за установленные рамки. — Убирайся подальше, Беллар, покуда я и правда тебя не придушил. И на глаза мне показываться не смей. С сегодняшнего дня ты просто исчезнешь, тебя не будет. Никогда.
— Ее запрете? Она ведь за мной побежит. Остальное все… все от дури да молодости.
— Если захочет уйти, я ее держать не стану. Но ты
— А не захочет — еще больше дура, чем я думал, — зло рыкнул Фабрис, бросившись вперед и оказавшись снова носом к носу с Юбером. И похоже, он был пьян куда сильнее, чем казалось вначале. И голос его, продолжавший говорить, звучал гадко, почти похабно: — Только знаете чего, господин подполковник? Прогадали вы. У нее под юбкой по этим всем делам — ничего хорошего. Совсем ничего. С холодным рельсом в кровати теплее, чем с ней. Ребенка она хочет… Да чтоб ребенок был, огоньку б добавить не мешало.
— Эй, Беллар, остынь! — послышалось со стороны.
— Уймись, парень, пожалеешь! — подхватил кто-то еще, да было поздно.
Юбер сузил глаза и отстраненно спросил:
— У тебя по этой части большой опыт, да?
— Не ваше дело.
В ответ в его лицо снова полетел крепко сжатый кулак. Фабрис повалился на землю, расцарапав ладони о щебень. Хотел было подняться, да к земле придавил армейский ботинок, упершийся ему в спину.
— У тебя, мразь, большой опыт, спрашиваю? — выкрикнул Лионец. — Так я могу устроить, что хвастаться станет нечем!
Следующий болезненный пинок Фабрис получил под ребра. Попытался откатиться, перевернулся на живот. Встать — не вышло. Юбер наклонился, ухватил его за волосы и стукнул мордой о шпалу.
— Ты же не первый раз ее побил, да? — тихо проговорил Юбер почти что ему на ухо. — Не пе-е-ервый, братец. Ты себя вообще мужиком чувствуешь, только когда ее унижаешь.
— Я ее после такого в жены взял… она вообще не должна была после этого выжить…
— А зачем же взял?
Фабрис молчал. Юбер глубоко дышал, пытаясь успокоиться. Тщетно. И без того все ясно. Стало на свои места в один момент. Беллар раскатал губу на отель мадам Кейранн. И, вероятно, еще на что позарился, чем распоряжалась тетушка Берта после смерти большей части семьи. Да вот такая незадача — Мадлен убедила его уехать в Финистер. Да и теща прикладывает усилия, чтобы продать свой отель и перебраться поближе к дочери. И деньжата они вкладывают в чужую ферму, от которой им ничего не перепадет. В итоге у него не было ни дома, ни отеля, ни даже жены, за которую ему не было бы стыдно перед самим собой.
Католик он, как же! Все еще надеется чего-то отломить от мясного пирога, да никак. Оттого и сходит с ума. Как давно это тянется? Почему все молчали?
— Это тебе твой брат подсказал, что с дочки Кейраннов можно хорошо нажиться? Он ее лечил, верно? Он все придумал? — хрипло спросил Анри, еще сильнее дернув Фабриса за волосы, так что тот почти взвыл. А после брезгливо отпустил и разогнулся.
Больше ничего не делал. В немом молчании их окружали мужчины с сурово сжатыми губами. Никто уже и не пытался вмешиваться. Юбер оглянулся по сторонам, чувствуя себя выпотрошенным. В эту минуту он мог бы убить, но не сделал ничего.
Когда Лионец шел от депо к своей машине, механически вынимая из кармана тренчкота перчатки, чтобы надеть их, ничего у него не получалось. Костяшки правой руки оказались распухшими и покраснели от ушиба. К черту. Он не оглядывался и не хотел видеть, как сослуживцы поднимают Беллара с рельсов и пытаются привести в чувства. Что будет с этим выродком теперь, Юберу было наплевать. У него впереди слишком много дел для того, чтобы не думать об этом человеке вовсе.
Было раннее утро. И Требул еще не запружен людьми. Анри заехал на центральную улочку коммуны и обнаружил, что булочник, державший там пекарню, уже открыл двери своей лавки. Булочники всегда встают задолго до света. И на завтрак горожанам пекут хлебы.
Работал и небольшой рынок, где можно обзавестись пресловутым соленым маслом и рыбой на любой вкус. Чья-то рыболовецкая шхуна вернулась под утро. Спешили распродать, пока свежая. Юбер решил, что на обед — будет прекрасно. И если Мадлен не сможет, он приготовит сам. И нужно нанять ей в помощь женщину, во всяком случае, пока не приедет тетушка. Да и потом тоже. Нечего ей одной все тащить, да и незачем.
Еще ей обязательно нужны новые платья, потому что в ее гардеробе, как он успел углядеть, давно не было ничего нарядного или элегантного, только добротное и практичное. А ведь она так любила красивое в детстве, он это слишком хорошо помнил, чтобы не заметить разительных перемен. Еще с тех пор, как она подарила ему шарф, фотографию семьи, сигары и дорогущую фляжку с кубинским ромом. Она все отдавала другим, ничего не оставляя себе, потому что ее — нет.
А Юбер очень хотел, чтобы она была.
Тогда бороться с собственным безумием ему должно стать хоть немного проще. Потому что в это утро Фабрис и правда вполне мог умереть.
Когда он подъезжал к Тур-тану, океан уже искрился под солнцем всеми цветами, и, вглядываясь в дом, Лионец отмечал про себя, что тот стал будто бы светлее и наряднее по сравнению с теми временами, когда продавался, хотя они ничего и не сделали, что бросалось бы в глаза внешне. В прошлом году летом сумели сдать несколько комнат приезжим. В этом — с конца мая отдельный домик, в котором при Леконтах и Прево жил управляющий, собирался арендовать заводчик с юга, пожелавший отойти от дел и подыскивавший укромный уголок на краю света. Они бы ему и хозяйский предоставили, да он был чудаковат. Хотел простого.
Возможно, потом они еще кого найдут. Мадлен и при вечно отсутствующем муже очень старалась. Да, надо нанять ей помощницу, а дальше видно будет. Если ферма начнет себя окупать — чего еще желать-то?
Очевидно того, чтобы на ее теле все достаточно быстро зажило. На душу надеяться, наверное, уже нечего. У него всего-то неделя отпуска. Как же так вышло, что она давным-давно стала мадам Беллар? Почему не подождала всего-то один-единственный год, когда его демобилизуют из Констанца? Ведь все-все могло случиться совсем иначе.
Когда он вернулся, Мадлен еще спала. Он проведал ее в комнате. Дыхание показалось ему ровным и тихим. Это его вполне устраивало. Кое-как он соорудил им обоим завтрак, а потом тоже завалился в кровать. Проснулись они оба ближе к ночи. И их лица были так немилосердно близко друг к другу, что он видел каждую морщинку, каждую засохшую дорожку слез, каждый жестокий ушиб и совершенно потухшие глаза. Их он и поцеловал спросонок, прежде чем подняться.
Потом они оба того дня не вспоминали. Не для чего. Мужчина, который вырос из мальчика Анри, поцеловал женщину, которая выросла из девочки Мадлен. И незачем об этом думать. Потому что внутри все уже отгорело. Оставалась лишь нежность. Не самое худшее, что могло остаться, к слову.