Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Я заслужил, чтобы меня обречь
На казнь, что ждет преступников безбожных.
Но ты меня, бредущего во мгле,
И прочих, мне подобных, на земле
Врачуешь добрым светом милосердья,
Чтоб душам нашим обрести бессмертье.
Там, где мерцает неземная синь,
Нас, грешных, не по нашему усердью
Ты одаряешь, господи.
Аминь!
СЛОВО
I
Пребудь счастлив и славен, сонм святых,
Хотя порой иные отступались,
Хотя порой иные колебались,
Но вновь гореньем чистым озарялись,
И находили путь, и утверждались
В неложности молитв и дел своих.
Они являли слабости подчас,
Но отрекались от сует мгновенных
И возвышались в помыслах священных
Над бренной сутью каждого из нас.
Была всегда их чтима чистота,
И не было к мольбе их небо глухо,
Их чтят, как тело господа Христа,
В них — обиталище святого духа.
В них нету ни следа, ни тени тьмы.
Их праведность светла в сиянье божьем.
Они богоподобны, если мы
Кого-то богу уподобить можем.
Была их жизнь чиста и безупречна,
Неколебима воля, вера вечна.
Их истина едина и одна.
Всему, что в мире тленно или мнимо,
Противоборство их необоримо.
Их благочестие несокрушимо,
И мудрость их для нас непостижима,
Сияньем божиим озарена.
Молить их, как создателя молю я,
Деяния их чтить по мере сил
И уповать на помощь их святую —
На это нас всевышний вразумил.
II
А я, ничтожный в мыслях и делах,
Хулы достоин, грешник безнадежный,
Я бодрствую, но сон в моих глазах.
Дремлю, хотя мои открыты вежды.
Молясь, я в мыслях осуждаю близких.
Молясь, я мыслю о деяньях низких.
Иду вперед — и вдруг подамся вспять.
Едва очистившись, грешу опять.
Страстей своих греховных и гордыни
И умиротворяясь не уйму.
Я мед мешаю с горечью полыни,
В сиянье дня предвосхищаю тьму.
Я прячу тернии среди цветов.
Едва покаясь, снова согрешаю.
Мое цветенье не дает плодов.
Я не творю того, что возглашаю.
Даю зарок — и тут же попираю:
Я простираю длань — и опускаю,
Ни с кем своим достатком не делюсь.
Что посулил, того не дать стараюсь.
И снова гнойниками покрываюсь,
Едва от прежней язвы исцелюсь.
Веду корабль я, но с пути сбиваюсь,
Я отправляюсь в путь — и возвращаюсь,
Едва наполнившись — опустошаюсь,
То распадаюсь, то воссоздаюсь,
То сею смуту я, то примиряю,
Виновный сам — другого обвиняю,
Я повинюсь — и тут же отрекусь.
Того, что начал, я не завершаю,
Растрачиваю все, что обретаю,
Что накоплю, немедля промотаю,
Немудрый сам, я мудрых поучаю,
Вражды погасшей пламень раздуваю
И никогда того не постигаю,
Чему учусь и что постигнуть тщусь.
Что сам я разорву, потом латаю,
Я злаки мну, крапиву насаждаю,
Я белым голубем в гнездо влетаю —
И вороном оттуда вылетаю.
Едва поднявшись, вновь к земле стремлюсь.
Я, белый, обернусь мгновенно черным.
Строптивый, притворяюсь я покорным,
От истины в гордыне отвернусь.
Что правою рукой оберегаю,
То левою беспечно разоряю.
Себя считаю правым, хоть не прав.
Я истину устами утверждаю,
А сердцем лгу, все истины поправ.
Сауловы деянья совершаю,
Давидово обличие приняв.
Сначала я заблудшим притворяюсь,
А после откровенно заблуждаюсь.
То я смиренно не подъемлю глаз,
То вместе с бесами пускаюсь в пляс.
Хвалим я грешниками и утешен,
А кто безгрешен, те меня хулят.
«Блажен ты»,— говорят мне те, кто грешен.
«Ты грешен»,— праведники говорят.
Но мнится мне суд праведных пристрастным,
И я не к ним, а к низким духом льну.
Порою перед грешником несчастным,
Пред самым недостойным спину гпу.
Не различив, что бренно, что нетленно,
Хожу я в облачении чужом,
Но люди узнают меня мгновенно,
Как чайку в оперении чужом.
Порой многоречив я неуместно,
Когда ж ответить надобно, я нем.
Куда богатство трачу — неизвестно,
Но в день расплаты остаюсь ни с чем.
Бывает, в час восхода я богат,
Но нищим застает меня закат.
Пашу я нерадиво пашню воли.
Боюсь чего-то, что-то сделать тщусь...
Я вечером с тревогой спать ложусь
И просыпаюсь от душевной боли.
И все-таки, беспутный, безрассудный,
Я, господи, твой сын, но сын твой блудный.
Я — пленник, что собою сам пленен,
Прислужник смерти, сам я обречен.
Я — ветвь, что только для огня годится,