Погибшая леди
Шрифт:
Отец Нила Герберта одним из первых оказался припертым к стенке и потерпел крах. Он бросил свой домишко, отправил кузину Сэди обратно в Кентукки и перебрался в Денвер, где нанялся на службу. А Нил остался у судьи Помроя изучать юриспруденцию. Нельзя сказать, чтобы Нил питал особую склонность к этому предмету, но у дядюшки ему нравилось, и пока он был согласен жить, где угодно, — все равно несколько тысяч долларов, завещанных матерью, он мог получить, только когда ему исполнится двадцать один год.
Нил оборудовал себе комнату на задах конторы судьи Помроя, располагавшейся на втором этаже одного из самых респектабельных кирпичных домов в городе. Довольный,
Судья гордился племянником. Нилу исполнилось девятнадцать. Это был высокий, стройный рассудительный юноша с правильными чертами лица. Темно-серые глаза, казавшиеся из-за длинных ресниц почти черными, вглядывались в мир довольно угрюмо и настороженно. Да в ту пору мир и представал перед молодыми людьми не слишком радужным. Сдержанность Нила объяснялась не стеснительностью, не тщеславием, а критическим складом ума, но из-за этой сдержанности он казался несколько холодным и выглядел старше своих лет.
Однажды зимой, за несколько дней до Рождества, Нил после обеда сидел за длинным столом в задней комнате конторы, где он обычно работал или делал вид, что работает. Вокруг него высились полки с прекрасно подобранной юридической библиотекой судьи, а на стенах висели строгие гравюры, изображающие государственных деятелей и правоведов. Сам судья Помрой сидел в приемной и вел приятельскую беседу с одним из своих клиентов — фермеров. Нилу наскучило переписывать деловые бумаги, и он стал придумывать предлог, чтобы бросить работу и пойти прогуляться, как вдруг из коридора до него донеслись легкие шаги. Дверь дядюшкиной приемной распахнулась, Нил услышал, как судья поспешно поднялся и тут же зазвенел женский смех — нежный, мелодичный, словно музыкальная гамма. Нил повернулся в своем вращающемся кресле, и теперь ему стало видно, что происходит в приемной. А там, шутливо грозя муфтой судье и огорошенному фермеру-шведу, стояла миссис Форрестер. Ее быстрый взгляд задержался на бутылке виски и двух стаканах, красовавшихся на столе среди бумаг.
— Вот как вы ведете свои дела, судья! Хорошенький пример для вашего племянника, — и, выглянув в открытую дверь, она кивнула вскочившему Нилу.
Нил остался на месте и наблюдал, как миссис Форрестер отказалась сесть на предложенный ей стул и протестующе подняла руку, когда судья любезно показал на виски. Она стояла перед столом судьи в своей длинной котиковой шубе, из-под воротника которой выглядывал алый шарф, и в меховой шапочке с приспущенной на лоб короткой коричневой вуалью с мушками. Эта вуаль, однако, никоим образом не скрывала ее прекрасных глаз, темных и лучистых под дугами бровей на белом лбу. Мороз не разрумянил ей щеки — ее кожа своей благоуханной хрустальной белизной всегда вызывала в памяти белую сирень. Миссис Форрестер достаточно было лишь взглянуть на вас, и вы сразу оказывались во власти ее очарования. Это происходило мгновенно, устоять перед ней не могли даже самые толстокожие. И сейчас Нил видел, как фермер-швед уже неуклюже поднимается со стула и лицо его расплывается в широкой улыбке. Оно и понятно: миссис Форрестер у всех вызывала расположение. Стоило ей кивнуть, проходя мимо, или бросить на вас беглый
— Не могли ли бы вы с Нилом пообедать у нас завтра, судья Помрой? И не одолжите ли мне на это время вашего Тома? Мы только что получили телеграмму от Огденов, они собираются заехать к нам по пути из восточных штатов. Ездили за дочкой, забирали ее из школы, у нее, кажется, была свинка. Им хочется попасть домой к Рождеству, но дня на два они остановятся у нас. Ну и, может быть, заглянет еще Фрэнк Элингер из Денвера.
— Что может доставить мне большее удовольствие, чем обед с вами, миссис Форрестер? — велеречиво ответил судья.
— Благодарю! — шутливо поклонилась миссис Форрестер и повернулась к дверям, ведущим в заднюю комнату. — Нил! Не можешь ли ты на некоторое время оторваться от работы и отвезти меня домой? Мистера Форрестера задержали в банке.
Нил надел полушубок из волчьего меха. Миссис Форрестер взяла его под руку, и, быстро пройдя длинный коридор, они спустились по лестнице и вышли на улицу.
У коновязи стояли ее двухместные сани, казавшиеся ярко раскрашенной игрушкой рядом с фермерскими розвальнями и повозками. Нил укутал миссис Форрестер в бизонью полость, отвязал пони и вскочил в сани. Не дожидаясь команды, лошадки помчали их вниз по звенящей от мороза улице, пересекли по льду ручей и затрусили по обсаженной тополями аллее к дому на холме. Лучи вечернего солнца блестели на покрытых снежной коркой лугах. Тополя казались еще прямее и выше — зимой без листьев вид у них был озябший и суровый. Болтая с Нилом, миссис Форрестер повернулась к нему и, чтобы защититься от ветра, прикрыла лицо муфтой.
— Нил! Я на тебя рассчитываю. Ты должен помочь мне развлекать Констанс Огден. Не сможешь ли ты послезавтра приехать к нам днем? Не возьмешь ли ее на себя? Приезжай после обеда, ведь у тебя пока еще не так много клиентов, — она лукаво улыбнулась. — А иначе, как прикажешь занимать девятнадцатилетнюю девицу? Эта ведь еще и в колледже учится? Я не умею вести ученые беседы.
— А я и подавно! — воскликнул Нил.
— Да, но ты-то молодой человек! Может, ты ее чем-нибудь заинтересуешь? Говорят, она хорошенькая.
— А вы как считаете?
— Я давно ее не видела. Как тебе сказать? Раньше на нее заглядывались. Ярко-голубые глаза и роскошные золотистые волосы. Впрочем, не золотистые, — она скорее то, что называется «пепельная блондинка».
Нил и раньше замечал, что, описывая красоту других женщин, миссис Форрестер всегда несколько иронизирует.
Сани остановились перед домом. К лошадям из кухни вышел Бен Кизер.
— В шесть надо съездить за мистером Форрестером, Бен. Нил, зайди на минутку, погрейся.
Она провела Нила в холл через небольшой тамбур, защищавший вход в дом от зимних ветров.
— Повесь свой полушубок и проходи.
Нил последовал за ней в гостиную и сел там в большое кресло, в котором капитан Форрестер любил вздремнуть после обеда. В камине с черной мраморной полкой пылал огонь. Комната была довольно темная, заставленная книжными шкафами орехового дерева с застекленными дверцами и резными украшениями наверху. На полу лежал красный ковер, на стенах висели большие старомодные литографии: «Последний день Помпеи. Дом трагического поэта» и «Шекспир читает стихи королеве Елизавете».