Погибшая страна
Шрифт:
— Вы допускаете возможность бессмертия? — спросил геолог.
— Наука уже накануне победы над смертью, — твердо сказал Ибрагимов и подошел к угловому столу. Под большим матовым колпаком скрывалась одна из его работ. Глядя поверх собеседника, Ибрагимов продолжал:
— Не знаю, факт или вымысел; расскажу вам сейчас. Не помню даже, читал ли об этом или кто-то шутя мне рассказывал. Но с самого детства помню этот рассказ.
Событие произошло будто бы во времена Великой французской революции. Два ученых были приговорены к смертной казни. Когда, закованные в кандалы, сидели они в темнице, то сговорились, чтобы
— Слышишь ли ты меня? — громко спросил он.
Голова казалась безжизненной.
— Слышишь ли ты меня? — повторил ученый.
И вдруг лицо ожило. Сомкнувшиеся веки с усилием медленно разъединились и открыли мутнеющие зрачки.
— Слышишь ли ты меня? — вырвалось вновь у спрашивающего.
Опять на мгновение разомкнулись веки. Затем медленно-медленно узенькой полосой блеснули зрачки в третий раз. Увлажненные слезой ресницы замерли. Тусклая пленка покрыла глаза. Мышцы лица передернулись и застыли. Голова умерла.
— Это, может быть, легенда, — задумчиво продолжал Ибрагимов. — А вот ассистент ленинградского профессора Ор-бели Геницинский в тысяча девятьсот двадцать седьмом, кажется, году произвел над кошачьей головой знаменательнейшие опыты. Он отделил от туловища голову кошки и в течение нескольких часов под ряд подвергал ее действию всевозможных искусственных растворов. Изолированная голова моргала, щетинилась, если на нее пускали струю табачного дыма, облизывалась, когда к губам ее прикасались кислотными веществами.
Ибрагимов обернулся к столу и снял матовый колпак с загадочного предмета. Под колпаком помещался прозрачный сосуд. На серебряном блюде лежала отрезанная собачья голова.
— А-а-а, московские опыты Чечулина и Брюханенко! — мотнул головой геолог. — Тысяча девятьсот двадцать восьмой год.
— Да, дублирование! — подтвердил Ибрагимов и включил радиоактивный ток.
По системе стеклянных трубочек под давлением кислорода полилась жидкость. Прибор искусственно вызывал в изолированной голове циркуляцию крови.
— Давно производите опыт? — поинтересовался геолог.
— Месяц.
— Целый месяц? — удивился геолог. — Я твердо помню, что Чечулин и Брюханенко отмечали в подобных случаях проявление жизни в течение трех-четырех часов.
— Да ведь то был тысяча девятьсот двадцать восьмой год! Надо же хоть сколько-нибудь продвинуться вперед с тех пор. Дотроньтесь до роговицы глаза! — предложил Ибрагимов геологу.
Тот нерешительно прикоснулся. Изолированная голова оживилась, моргнула.
— Теперь последите, как голова реагирует на свет!
Ученый поднес карманный фонарик к глазам животного.
— Видите?
От яркого света зрачки резко сузились. Когда свет погас, они снова расширились.
— Реагирует?
— Да.
— Разве это не проявление жизни?
Вдруг он схватил линейку и с силой замахнулся
— Понятно?
Ибрагимов показал кусок хлеба. Бестулое животное облизнулось.
Правда, движения головы не полностью совпадали с жестами человека. Рефлекс был несколько замедленный сравнительно с тем, что должно было бы быть у нормальной собаки. Но и без всяких объяснений было понятно, что полного соответствия ожидать нельзя, так как давали себя чувствовать перерезанные мышцы шеи.
— Ну, пока довольно! — выключил ток молодой профессор.
Матовый колпак снова опустился над прибором.
В этот момент в дверь заглянул капитан Радин.
— Конечно, я не ошибся! — прервал он беседу. — Они пропадают здесь вместо того, чтобы отдохнуть хоть немного вместе со всеми.
— Послушайте, вы намерены когда-нибудь отрешиться от ваших занятий? — подошел он к физиологу.
— Намерен! — ответил застигнутый врасплох Ибрагимов.
— А коли намерены, отправляйтесь-ка на прогулку!.. Не совестно ли вам, что мне приходится превращаться в няньку? Как маленькое дитя, не можете взять себя в руки! Искусственно лишаете себя на целые недели сна, питаетесь черт знает чем — пилюли, пилюли без конца. Вое же ведь это только эксперименты. Наука требует многолетней проверки прежде, чем применять в жизни разные методы. И вы тоже хороши! — упрекнул он геолога.
— Вот и положись на вас. За товарищем уследить не можете. Идемте-ка, идемте отсюда, а то вы, я вижу, готовы проводить здесь дни и ночи!
В дверях он строго взглянул на физиолога и сказал:
— Вы знаете, тов. Ибрагимов, нашу систему: при особенно напряженных видах работы — отдых в течение нескольких недель через каждые два-три месяца. Перемена работы — лучший и наиболее «экономный» вид отдыха. Врачебная экспертиза, через которую все мы проходили на днях, решила в первую очередь отпуск дать вам. Кстати, это создаст возможность проверить, действительно ли ваши пилюли полностью возмещали вам затрату определенных видов энергии или вы тратили кое-что за счет «резервных фондов» организма. В новых условиях это легче обнаружить. Итак, отправляйтесь сегодня же!.. Курс — к южному полюсу. Задача — произвести предварительный беглый осмотр участка, на который нам, может быть, придется перенести нашу работу, как только здесь наша миссия в основном будет выполнена. Зет-подводка уже готовится к отплытию. Поезжайте, дорогой, — добавил он мягче. — Эта экскурсия отвлечет вас от непомерно напряженной работы. Так нельзя; переутомление — вещь рискованная.
Ибрагимов с сожалением оглянулся на свои приборы. Трудно ему было отрываться, хотя и ненадолго, от занятий. Они сулили открыть головокружительные перспективы. Но он понимал, что Радин прав и что в своих собственных интересах он должен подчиниться предложению врачебной экспертизы. Поэтому он ограничился тем, что спросил только:
— Когда отъезд?
— Через час.
В кают-компании ожидал ученых обильный завтрак. Там собрался небольшой отряд экспедиции, которая должна была выступить под руководством Ибрагимова. Иванов и здесь сопутствовал физиологу.