Поглотители
Шрифт:
– Я… Я не помню…
Броднин, тряхнув головой, оглядел изолятор. Воспоминания улетучились. В груди спрятался колючий осадок. Сколько раз он запрещал себе вспоминать об этом?! Проглотив тяжелый комок в горле, он махом вылил чай в рот и лег на кровать.
Но воспоминания о нашествии, как будто почуяв слабину, так и норовили прорваться. Ярослав отвернулся к стене и закрыл глаза. Уснуть. Нужно уснуть. Иначе эти крики никогда не оставят в покое.
Глава 4. Карцер
Броднина выпустили из больничного изолятора спустя неделю. Первым делом он пришел отметиться к командиру роты.
– Знаю. Сам распорядился… После того, как комбат намекнул.
Коновалов, развалившись в кресле, вытащил сигарету изо рта и выдохнул дым.
– Врач сказал, ты там только прохлаждаешься, а вообще, у тебя все зажило. Удивился еще, что так быстро. Сегодня свободен, а завтра жду на построение. Без опозданий, – внушительно добавил Коновалов.
Броднин улыбнулся.
– Само собой, товарищ майор.
– Хорошо бы тебя за драку в карцер на две недели, да ведь хрен, что докажешь. Вечно в этом «Фронтовом» никто ничего не видел, не слышал и, вообще, дома был, – пожаловался командир.
Ярослав улыбнулся.
– Само собой, товарищ майор.
Выйдя из штаба, он сначала направился домой, но потом решил зайти в магазин. Купив еды, он пошел мимо футбольного поля, где военные пинали мяч.
– Эй, стоять! – раздался крик.
Броднин не обратил внимания и пошел дальше.
– Стоять! Я тебе говорю!
Значит, все-таки ему. Остановившись, Ярослав обернулся.
Навстречу ему, почти что бегом, шел Кольцов. Его лицо сияло гневом.
– На колени! Проси прощения у моих дочерей и моей жены.
Ярослава бросило в жар. Он опустил пакет на землю и, нахмурившись, уставился на Кольцова. Тот, разбежавшись, ударил ногой вперед. Броднин ушел с линии атаки и принял боевую стойку.
Кольцова, видимо, это очень разозлило. Зарычав, он нырнул вниз, обхватил Броднина за корпус и начал валить на спину. Ярослав попытался упереться ногами в землю и завалиться сверху на Кольцова, но все-таки потерял равновесие и упал на бок. Кольцов намеревался его перевернуть, но Броднин вскочил и отошел в сторону. Кольцов поднялся вслед за ним, но нападать не стал.
Соперники начали кружить вокруг друг друга. Оценивали, присматривались, прикидывали варианты. Рядом потихоньку собирались люди.
– Проси прощения.
– Я выполнял свою работу и не собираюсь за это извиняться.
Лицо Кольцова исказилось от злости. Осмотревшись, он схватил пакет с едой и швырнул в Броднина. Ярослав наклонился и пропустил удар в живот. Согнувшись пополам, он начал жадно, как рыба на суше, хватать губами воздух. Разъяренный семьянин повалил его на землю и стал душить.
– Проси прощения! – рычал он. – Проси, подонок!
Броднин, вцепившись в руки Кольцова, покраснел и начал терять сознание. Он бы, может, и извинился, но не мог этого сделать.
Сквозь туман раздались свистки и крики «Смирно!», «Отставить!», «Разойдись!» Подбежавшие патрульные с трудом, но все же оттащили Кольцова. Почувствовав свободу, Ярослав жадно втянул воздух и сильно закашлялся. Пелена перед глазами упала.
Патрульные заковали брыкающегося Кольцова в наручники и опрокинули его лицом в землю. Отряхнув руки, они принялись за Броднина. Ярослав не сопротивлялся. Во-первых, не мог. Он по-прежнему тяжело дышал. Во-вторых, не хотел. Толку от этого все равно мало.
Вскоре приехал патрульный УАЗ. Кольцов все еще дергался, поэтому его посадили в машину и увезли. Броднина решили доставить пешком.
– Проси прощения! – орал Кольцов, заталкиваемый внутрь. – Проси!
Броднин, скованный двумя бойцами, на него не смотрел. Неинтересно. Твою мать, не прошло и часа, а он уже попал на гауптвахту. По распоряжению комбата любое нарушение дисциплины каралось карцером на две недели. И неважно, рядовой ты или офицер, виноват ты или нет. Попался – отсидишь. Ярослав вздохнул. Следующие две недели обещали быть веселыми.
Броднин сидел в карцере уже неделю. В сырой, холодной камере два на два с половиной метра, освещенной лишь окном под потолком и свечой на столике. В углу располагались нужник и раковина. Возле стены стояла деревянная шконка. На ней лежали матрац, подушка и одеяло. Три раза в день приносили какую-то парашу и просовывали в окошечко стальной двери. По сравнению с ней ужин в изоляторе казался шведским столом.
В первый же день голова забилась ватой, тело ослабло, а грудь загорелась отвращением ко всему, что окружает. Даже к самому себе. Ярослав решил лечиться тренировками. Ежедневный цикл состоял из отжиманий, приседаний, пресса, набивания кулаков и коленок о стену и растяжки.
Составив план тренировок, Броднин договорился с караульным о книге. Тот оказался с юмором – принес энциклопедию глубоководных рыб. Книжка, на удивление, оказалась интересной.
Ярослав лежал на шконке, закинув руки под голову. Кольцов постарался на славу. Надо же было догадаться среди бела дня при всех лезть в драку. Мог бы подождать до вечера, поговорили бы без свидетелей. Сам он теперь, конечно, тоже не на Багамах отдыхает, но это его не оправдывает. Вроде и боец опытный. Обязан знать, что патруль не разбирает кто, кого и за что. Ярослав повернулся на бок. Лишь бы здесь не одуреть.
В двери загремел замок. Странно, до обеда еще два часа. Броднин поднялся. В камеру вошел довольный мистер Перрилорд. Его появление освежило монотонность бытия. Броднин невольно улыбнулся, но только на секунду. Колдун, стараясь держаться подальше от стен, с презрением осмотрел помещение. Улыбнувшись во весь рот, он протянул руку.
– Привет арестантской братве и всей воровской масти.
Ярослав пожал руку и кивнул.
– Каюта класса комфорт-люкс, – объявил мистер Перрилорд. – Мне нравится.