Поголовье
Шрифт:
Я выматерился. Да, действительно, жалко Вадима. Но как Башенков попал в бойлерную, дверь-то была заблокирована. Тем временем старший прапорщик взял пулемёт и выжидающе посмотрел на меня.
– Ты как в бойлерную попал? – спросил я.
– Как, как, дверь подпирать тоже уметь надо, салаги мля. Ногой хорошенько наподдал, она и открылась, на. Да ты не подумай парень, я не враг, просто, когда всё началось, не сразу понял где свои, а где не свои, на. Я как раз в кустах лежал, там за котельной, наблюдал за обстановкой мля. Тебя видел, как ты от КПП бежал. А ты кстати неплохо повеселился, и этих убогих пострелял, молодец на. Потом я сбегал в одно место… Ну-у-у-у, нычка у меня была короче, как раз на такой случай на, там вот и прибарахлился. Я знал, что рано или поздно, что-то такое начнётся, но мне никто не верил, с-с-сука, за дебила считали. А тут, вуаля, ёпт, началось, и подготовленным оказался только я, на… ну и ты, наверное… Короче, когда ты побежал из котельной в сторону штаба, я как раз вернулся из нычки своей, и хотел помочь вам огнём. Но пулемёт
Ну теперь всё встало на свои места. Вот почему была задержка в стрельбе – Галиянова убили. А прапорщик красавец, не растерялся, сразу понял, что к чему и поддержал огнём.
– Меня зовут Олег, капитан запаса Буйнов Олег Владимирович, отставной начальник разведки артдивизиона войсковой части 98723, – представился я, – в гости шёл, к своему боевому товарищу, Николаю Митрохину, а тут накрыло и потом эта хрень началась. Не мог я не вмешаться когда наших прессуют. В штаб решил пробиваться к своим, они на втором этаже засели. Пиндосов держат пока. Но численное превосходство явно не на нашей стороне. Кстати спасибо тебе старший прапорщик.
Башенков сплюнул на пол и посмотрел мне в глаза:
– Паша, меня зовут Паша, – сказал военный и протянул мне руку.
Я ответил на рукопожатие, глубоко вдохнул – выдохнул, улыбнулся и произнёс:
– Ну что Павел, повоюем?
– Давай Олег, натянем им глаз на жопу, ёпт!
Мы осторожно двигались по коридору, прикрывая друг друга. В небе взошла полная луна и теперь, ночная темень немного отступила. Лунный свет проникал сквозь окна, освещая наш путь. Ближе к правому крылу здания на полу лежало пять трупов, судя по обмундированию здесь были и свои и чужие. Я сделал Паше знак, чтобы он прикрывал, а сам подошёл к трупу диверсанта: нужно было осмотреть его. Так, лицо изуродовано попаданием пули, экипировка и оружие западного образца, документов никаких нет. Оно и понятно, когда это диверсанты носили с собой документы. На шее слева какая-то татуировка, но основная её часть скрыта под курткой. Тату, в пятидесяти процентов случаев, может многое рассказать о её владельце, начиная от имени и заканчивая родом деятельности. В некоторых случаях, по татуировке можно определить социальный статус её носителя. Поэтому я, жестами объяснил Павлу, что собираюсь сделать и, проверил ближайшую комнату, не обнаружив опасности, затащил в неё труп. Мой напарник остался на прикрытии в коридоре. Я был намерен воспользоваться фонарём, а делать это в коридоре опасался, полагая, что луч света может заметить враг. Уже внутри я вспорол ножом одежду, оголяя наколку, и щёлкнул кнопкой фонаря. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять с кем мы имеем дело. На левом плече красовался орёл, держащий в когтях земной шар. В клюве стилизованной птицы стяг с надписью: «Semper fidelis». Всё это наколото на фоне англосакского узора, который расположился на левой стороне груди, частично захватывал шею и руку, примерно до локтя. За свою боевую жизнь я не раз сталкивался с обладателями подобных татуировок. «Semper fidelis» в переводе с латыни означает – «Всегда верен», это девиз Корпуса морской пехоты США!
– Олег мля, Олег, – зашипел мой товарищ из коридора, – трупы шевелятся!
– Ну так пристрели их! – посоветовал я, не отрываясь от изучения мёртвого морского пехотинца.
– Бегом давай ёптэ, двое встают уже, – перешёл на громкий шёпот прапорщик, – если я их расчехлять начну тут, то все пиндосы сбегутся!
Ё-моё, а он прав, оружие с ПБСом ведь только у меня. Конечно глушитель не даёт стопроцентной бесшумной стрельбы, выстрелы с ним остаются не то, чтобы громкими, но не тихими точно. Тем более в помещении. Но с учётом расстояния до противника, а также всей кутерьмы, что здесь творится, можно было не переживать, что на мои выстрелы среагируют. Услышать-то может и услышат, но вот будут ли на них отвлекаться? Вряд ли, ведь по идее, у них тут несколько позиций есть, можно свободно предположить, что это онистреляли. Им-то откуда знать, что мы обнулили их огневые точки. Но, в любом случае лучше не шуметь, так спокойнее.
Опасаться того, что оживёт осматриваемый мною мёртвый морпех, оснований не было – как показывает практика, с прострелянной башкой они не оживают. Я оставил труп и выскочил в коридор, там с одним из восставших мертвецов уже бился Башенков. Он оставил пулемёт на полу, схватил мертвеца за отворот куртки и наносил ему удары ножом в голову, грудь и шею. Ещё два мёртвых тела приближались сзади.
– В сторону! – скомандовал я.
Прапорщик оттолкнул противника и прижался к стене. Я вскинул винтовку и поочерёдно прострелил всем троим головы. Когда с зомби было покончено, мы шмыгнули в комнату и притаились. На выстрелы, как я и предполагал, никто не отреагировал.
– Живой? – спросил я Башенкова.
– Ага, – ответил тот, кивая на труп и вытирая нож о голенище берца, – Что там?
– Татуировку морских пехотинцев США видел когда-нибудь?
– Конечно ёпт, – ответил старший прапорщик, – в Сирии на трупе пиндосского инструктора видел, до этого в Южной Осетии. Там орёл земной шарик держит. А чё?
– У этого жмура такая же, – я кивнул головой в сторону мёртвого морпеха.
Паша присвистнул и выдал сложное матерное предложение, в котором помянул недобрым словом всех родственников американцев, а также их принадлежность к нетрадиционным сексуальным меньшинствам.
– Это же война, Олежек, ты понимаешь?
– Да, Паша, понимаю…
И в самом деле, что происходит!? Война со штатами!? Это что же получается, что мы ведём бой с регулярными подразделениями вооружённых сил США? Хотя, может быть, обладатель татуировки просто наёмник, выполняющий какую-то задачу в тылу противника. Ну служил когда-то зелёным беретом и что? Но в любом случае это иностранец, враждебный иностранец и он действует на территории России, не в интересах этой самой России. Офигеть, да? Диверсионная операция вооружённого подразделения, в состав которого входят военные США! Кто бы мог подумать? Что будет, когда российское правительство начнёт разбирательство по поводу этой диверсии, догадаться не сложно. Будет полномасштабная война двух ядерных держав. Ужас просто. Я себе отчётливо представил, как СМИ всего мира освещают ситуацию из России: «Диверсионная группа, в состав которой входили морские пехотинцы США, атаковала войсковую часть вооружённых сил Российской Федерации на Урале». Или вот ещё: «Осмотром места происшествия, проводимым на территории войсковой части, где ранее была обезврежена диверсионная группа, установлена её принадлежность к морской пехоте соединённых штатов. Такие заключения удалось сделать благодаря татуировкам, обнаруженным на телах диверсантов, личному оружию и экипировке. В настоящее время проводится дальнейшая проверка». Потом Россия продемонстрирует всему миру доказательства причастности американцев и, не оставит эту враждебную акцию без ответа. Ну, а дальше война двух ядерных держав.
Коридор, по которому мы передвигались к правому крылу штаба закончился большим вестибюлем. Он освещался мягким, зеленоватым свечением. В дверной проём было видно, что свечение исходило от лежащих на полу прозрачных цилиндров. Это были так называемые ХИСы, то есть «химические источники света». У входа в вестибюль, мы с Пашей остановились и прислушались. Отчётливо слышалась английская речь. В английском я конечно не очень силён, но общий смысл сказанного всёже улавливаю, и перевести могу, но на это необходимо время, чтоб значение слов вспомнить. Говорили о засевших на втором этаже русских военных и строили планы о том, как же их оттуда выбить. Потом, на ломаном русском кто-то начал агитировать: «Виходим всем, ми вас оставить жизнь!» В ответ на это, со второго этажа послышался многоголосый смех и кто-то в грубой и матерщиной форме, предложил переговорщику проваливать на родину и больше не возвращаться. На это вражеская сторона ответила следующим: «Ми всё понемаэт, у вас шок, визванаэ тяжелой боем, положитье оружье и виходьим с подъятьим рукамс, ви должьен жит, ви доблиесний солдэрс, ми вам не тронуэт, ми даю гарантий, што ви вернетиэс дамой живьим».
Я выглянул из дверного проёма, фойе здания имело прямоугольную форму, примерными размерами семь на девять метров. С левой стороны располагалась вход в здание, а с середины помещения, наверх поднималась широкая мраморная лестница, с мощными перилами из того же материала. В фойе, насколько я смог разглядеть, находилось около пятнадцати вражеских бойцов, все изготовлены к бою. Некоторые сидели у стены, напротив нас с Павлом. Несколько прятались за перевёрнутой мебелью, ближе к центру помещения и располагались к нам спиной. Трое, видимо раненых, лежали под лестницей и ещё двое оказывали им них медицинскую помощь.
Я повернулся к прапорщику, на пальцах и жестами объяснил ему численность врага и их месторасположение. Башенков утвердительно кивнул в ответ, поставил пулемёт, вытащил из карманов разгрузки две Ф1 и ожидающе посмотрел на меня, подняв левую бровь. Я подмигнул в знак согласия и на пальцах показал жест, который обозначал – «На счёт три». Потом я выудил из своей разгрузки трофейную гранату М67 и вытащил кольцо. Старший прапорщик тоже вынул кольца из гранат и приготовился к метанию, зажимая спусковые рычаги пальцами. Я поднял вверх три оттопыренных пальца и поочерёдно сгибая их, отсчитывал время до гранатной атаки. Как только третий палец был согнут, Павел метнул первую «феньку» к противоположной стене, туда, где сидели в ряд диверсанты, вторую он отправил под лестницу. Я же, отправил «эмку» в середину фойе, там, где враг прятался за мебелью. Послышались панические крики: «Грэнейт, гайс, грэнейт!», топот и бряцание снаряжением. Мы нырнули в комнату с лева и приготовились к взрыву. Жахнуло знатно, три взрыва прогремели один за другим, с потолка и стен посыпалась побелка вперемешку со штукатуркой. Из фойе донёсся жалобный многоголосый вой. Кто-то причитал: «Оу май гат, май легс, гат, май гат, легс, легс, легс!» Не теряя времени, мы со старшим прапорщиком ворвались в фойе. Дым и пыль стояли плотной завесой, но было видно, что наша «карманная артиллерия» нанесла противнику страшный урон. Нескольких бойцов буквально порвало взрывами, кого-то посекло осколками, многих прилично приложило взрывной волной. Всего осталось шестеро живых, но все они были ранены. Враги, кто лежа, а кто сидя на полу, таращились в разные стороны ничего непонимающими, мутными глазами. Двое изувеченных бойцов катались по полу, один с оторванными ногами, которые волочились за телом удерживаемые лишь штанинами, а второй без правой руки и с болтающимися, окровавленными лохмотьями вместо нижней челюсти. Мы добили раненых и быстро отошли восвояси, что бы нас ненароком свои же не пристрелили.