Погоня за наживой
Шрифт:
— Стреляй. Надо их постращать, а то очень расходятся... Я их натуру знаю!
— Есть! — крикнул с угла Прокоп, наблюдавший за результатом выстрела английской двустволки.
Симсон ничего не видел за дымом. Когда дым рассеялся, то вершина кургана оказалась пуста.
— Может, теперь отстанут! — произнес Ефим.
Атаки барантачей более не повторялись; с их стороны это была только простая рекогносцировка.
Однако, эта попытка заставила обозников удвоить свою осторожность. Волов на ночь так и не выгоняли из-за возов. Прокоп сам залег в саксауле, невдалеке от вагенбурга, и от его чуткого уха не ускользнул бы ни один, сколько-нибудь внушающий подозрение, звук. На паровике, как на самом высоком пункте, сидел сменный сторожевой. Эдуард Симсон был в тревожном состоянии и волновался.
«Вот приятная перспектива, — думал он. — Пожалуй, если одолеют они нас, в плен попадемся, увезут, черт знает куда»...
Он немного трусил. Ему представились все ужасы плена в степи у дикарей, он припомнил все, что читал до сих пор об этом, начиная с рассказов Мунго-Парка до последних газетных известий.
— И отчего это конвоя не дают торговым караванам? Что за беспечность такая относительно наших интересов? Ну, вот, возможна ли правильная торговля... А, что такое? Кажется, шумят в той стороне?
— Нет, ничего, — спокойно отвечал Ефим, — это ветер в саксауле; ну, оно и гудит!
— А что, они обыкновенно убивают тех, кто при караванах, или в плен берут? — спросил Эдуард Симсон у старика.
— Коли очень барахтаться кто будет, ну, с тем покончат; а то им в полон таскать много прибыльнее!
— Я думаю, легче умереть, чем к ним попасться?
— Что так? От них уйти можно. Оно точно, что спервоначалу трудно, а потом обтерпишься и ничего; я два раза был у них в полону!
— Не может быть!
— Да, два раза, — спокойно говорил старый казак. — Раз еще мальчиком, по девятому году; ну, тогда был недолго. С отцом это я попался, — отец покойник тоже ходил в степь с волами; возили крупу, муку и еще кое-что по торговой части. Был у отца приятель, купец-бухарец Саид-ходжа; узнал это он о нашей беде и у хана хлопотал через муллу ихнего, самого важного; нас с отцом и выкупили. А второй раз... Тс!..
Из чащи донесся резкий свисток; сторожевой на паровике щелкнул курком своего ружья.
Луна поднялась уже довольно высоко, и солонцеватая степь за саксаулом белелась, словно покрытая снегом; там, тихим шагом, ехал всадник на вороной лошади и вел другую в поводу. Всадник, по-видимому, даже и не замечал лагеря, хотя ехал от него не более, как в трехстах шагах.
— Что за дьявол? — пожал плечами Ефим Мякенький, выглядывая из-за воза. — Погоди, Егор...
Он остановил сторожевого казака, который было прицелился в проезжающего.
Всадник остановился и повернулся лицом к повозкам. Он стоял несколько минут в таком положении и, казалось, не решался, подъезжать ли ему к обозу или нет. Наконец, он решился и тронул вперед своих лошадей.
— Кого Бог посылает? — окликнул старик, когда всадник подъехал ближе.
Ефим окликнул по-киргизски.
— Свой... торговый человек. Еду в Казалу, — отвечал всадник по-русски. — Что стоите на дороге?
— А то, что и тебе советуем остановиться, коли бережешь свою голову! — говорил Прокоп, неожиданно поднявшись почти около самого всадника.
Вороные кони шарахнулись, так неожиданно увидев белую фигуру, словно из-под земли вынырнувшую.
— В степи, что ли, нечисто? — спрашивал проезжий.
— У могил барантачи; на нас нападали, да мы отбились!
— Ну, так я с вами переночую, коли пустите!
— Милости просим, коли добрый человек! — произнес старик.
— А коли худой, — подозрительно взглянул Прокоп, — так у нас тоже глаза есть, не бойсь, не проглядим!
— Экий ты неласковый! — усмехнулся всадник, слезая с лошади.
— Не могу припомнить, а голос положительно знакомый! — шепнул Симсон старому казаку.
— Устал я страсть и спать хочется! — говорил незнакомец, убирая лошадей и привязывая их к дышлу повозки.
— Ужинать будешь?
— Поем, коли дадите. И долго ли это стоите таким манером?
— Вот уж целые сутки... Издали их заметили, а то бы на дороге влопались...
— Кони у тебя хороши больно! — заметил Прокоп.
— Ничего, годятся. Это у вас лапша?
— С бараниной; вот на, возьми ложку!
— А что, теперь с нами поедете? — обратился Эдуард Симсон к гостю.
— Да, уж придется, в обществе все веселее и не опасно!
— И нам выгодно, хорошо вооруженный человек не будет лишним!
— Слышь ты, батько, пойди сюда, — толкнул в бок отца молодой казак, — дело есть!
— Что там еще? — лениво поднялся Ефим.
— Там в возу колесо. Да пойди сам, погляди!
Отец с сыном отошли к одному из возов.
— Ну, что ты?
— Да что, больно у меня сердце не лежит к этому! — Он кивнул в ту сторону, где сидел гость и с аппетитом ел лапшу из большой деревянной чашки. — Как бы худа какого не было, — кто его знает? Едет один, ровно волк; к нам вот подъехал совсем не по дороге, невесть откуда. Может, он одной масти с теми...
— Поглядим — увидим; не гнать же его теперь!
— Гнать не следует, а я бы его скрутил да и шабаш!
— Поспеем, коли надо будет; нас много, — он один!
— Не могу припомнить, где это я вас видел? — говорил громко Симсон, обращаясь к соседу.
— Не встречался я с вами никогда, — у меня память хорошая, — это верно! — отвечал тот.
— Может быть, но ваш голос... голос...
— Сходство всякое бывает... Ко сну так клонит, что страсть. Лошадей своих напою ужо с рассветом!