Погоня за наживой
Шрифт:
— Амалат Богданович, у вас бутилка?..
— А я же почему знаю... — отвечал Амалат Богданович и, заметив посторонних, поспешил оправить свой архалук с нашитыми на груди патронами и закрутил ус. — Мое почтение... Мы тоже проезжаем в Ташкент... Здесь можно пить чай?.. — почему-то обратился он к Ледоколову.
— Отчего же нельзя, — отвечал за него Бурченко, — В степи просторно, и чай пить никому не возбраняется!
— Очень это хорошо... Боже мой, Боже мой! И отчего это только так жарко?.. У нас, в Шемахе, тоже очень жарко; в Варшаве не так чтобы совсем; в Петербурге тоже очень хорошо, там не жарко...
— Не может быть? — удивился Бурченко.
— Нет, не жарко. Вот в Ревеле и в Кенигсберге...
— Не случалось!
— Прекрасный город... Вы бывали в Ташкенте?
— В Ташкенте был.
— Вот и мы едем в Ташкент... Да что же вы спите все? Вставайте, вылезайте; здесь будем пить чай и гулять будем немножко!
Из колымаги выбросили большой ковер. Амалат Богданович ухватил его за угол и поволок на то место, где ложилась тень от их экипажа. За ковром последовало несколько подушек, наволочка с булками. За всем этим полезли девицы, за девицами пожилая дама с самоваром под мышкой и двумя металлическими чайниками. Кавказец почтительно принял от нее посуду и помог ей спуститься на землю.
— Ставь самовар, Амалат... Пусти меня тут сесть, Каролина! — произнесла почтенная дама и лениво, с самой сладкой миной, раскланялась с нашими приятелями.
Амалат засуетился над самоваром, пыхтя и раздувая его трубу, и осторожно закупоривал бочонок, из которого наливал воду.
— А нельзя будет полюбопытствовать, — обратился Бурченко к восточному человеку, — что именно вы предполагаете устроить в Ташкенте?!
— Новый ресторан!
— Ну, а вот эти барыни, что же они будут делать?
— Будут подавать господам кушанье и играть на арфе! — серьезно ответила за своего мужа Августа Ивановна.
— А что, позвольте теперь вас спросить... — обратился, в свою очередь, восточный человек к малороссу.
— Что прикажете?
— Когда вы изволили быть в Ташкенте, не было там еще ресторанов?
— Таких, как ваш, еще не было, да и теперь нет. Вы первый!
— Ой, как же это хорошо! Слышите, Августа Ивановна, мы первые!
— О!.. — осклабилась почтенная дама, — Вы, господа, к нам, пожалуйста, заходите, когда мы устроимся...
— Непременно...
— А близко здесь аулы? — спросил киргиза Бурченко.
— Должно быть, недалеко. Вон, видишь, солнце? Оно теперь уже на низ пошло, как дойдет совсем до земли, можно назад успеть вернуться!
— Ну, поезжай в аул!
— Зачем же ты в аул посылаешь?
— А по своему делу. Сделаешь — целковый дам!
— Что же тебе там надо?
— Скажи там бию, или кто там есть постарше, чтобы прислал сюда лошадей или верблюдов отвезти наш тарантас в аул. Скажи мол, купцы едут; хотят у них погостить!
— Купцы? — киргиз подозрительно посмотрел на проезжих.
— Известно, купцы, а ты думал: чиновники?
— То-то. Ну, я там скажу. Давай целковый!
— Половину на, а остальную — когда приведешь лошадей. Ты скажи им, что я за лошадей тоже заплачу, слышишь?
— Слышу-у... Эх!.. Далеко как аул, очень далеко, и так далеко, что не хочется ехать!
Киргиз лениво потянулся и сделал вид, будто собирается прилечь.
— Ведь, экая хитрая свинья: ты же ведь, говорил, что близко, что к солнечному закату назад вернуться можно?
— Да как ехать; если уж очень гнать... Да нет, у меня верблюды очень устали. Не поеду!
— А, ну, хорошо же, так я сам поеду!
Бурченко выбирал глазами между лежащими верблюдами, которого бы взять. Темно-бурый нар, недавно только остриженный, почему-то ему приглянулся больше прочих. Он подошел и взял за волосяной арканчик, продетый в надорванные ноздри животного.
— Кой (оставь), не твой верблюд! — крикнул киргиз.
— Ладно, испорчу — заплачу!
Малоросс дернул за повод и издал гортанный хриплый звук, которым обыкновенно поднимают верблюдов на ноги. В ту минуту, когда животное подобрало зад, чтобы подняться, Бурченко вскочил на седло, и верблюд поднялся вместе с всадником.
— Ну, прощай, до свиданья, товарищ! — крикнул Бурченко и тронулся.
— Ведь вы не знаете дороги? — крикнул ему вслед Ледоколов.
— В степи надо знать только, в какую сторону ехать; а это я знаю!
— Смотри, Маллык, как бы тебе не вышло чего, — остерег пожилой лауча молодого товарища, — Пожалуется там бию, что ты его не послушал!
— Эй, шайтан! Я его догоню!
— Садись вот на этого да догоняй. Поезжайте лучше вместе.
Киргиз поднял другого верблюда, сел и пустился тяжелой, развалистой иноходью догонять Бурченко. А тот далеко уже виднелся в степи, беспрестанно погонял своего верблюда ударами нагайки и уже чуть мелькал в пыли белой спиной своего парусинового балахона. Ледоколов взял бинокль и наблюдал обоих всадников. Расстояние между задним и передним становилось все меньше и меньше, наконец, они сошлись; поспорили, должно быть, помахали руками. Бурченко вернулся, а киргиз исчез совершенно из глаз, погнав своего верблюда туда, где были аулы.
— Фу, как раскачало... отвык! — произнес Бурченко, слезая с верблюда.
Амалат Богданович со всей своей компанией с недоумением и подозрительно смотрели на происходившие перед их глазами маневры. Они положительно не понимали, что это такое делается. Даже сам Ледоколов недоумевал немного.
— Вот мой план, — говорил Бурченко. — Нам приведут лошадей; мы поедем в аулы. Оттуда мы договорим кого-нибудь везти нас степью, мимо почтового тракта, от аула к аулу и т. д. Если мы будем и медленнее двигаться, то, по крайней мере, путешествие наше будет интересней. Да еще это вопрос, медленнее ли?
— Позвольте вас попросить с нами чай кушать! — подошел к ним Амалат Богданович.
— Пожалуйте, господа! — с приятнейшей улыбкой протянула Августа Ивановна.
— Помилуйте, в таком приятном обществе...
Бурченко подставил локоть Ледоколову, тот взял его под руку. Они подошли к ковру. Эмма, Матильда, Розалия и Каролина пораздвинулись и дали место гостям.
XI
Грозные вести
Как только начало заходить солнце, и в степи посвежело, как с той стороны, куда поехал лауча, посланный опытным степняком, показалась довольно большая группа верблюдов, резким пятном обозначаясь на красном фоне заката. Верблюды шли скоро, рысцой; ясно, что они были налегке, без вьюков; виднелись два или три всадника; впереди же всех катил посланный лауча, издали еще давая знать резким криком о своем приближении.