Погоня за наживой
Шрифт:
— Очень мало!
— Ну, я вам покажу; у меня есть образцы... Что за уголь! Англичане бы его зубами из земли выгрызли... чудо!..
Глаза Бурченко разгорелись, он встал даже со стула, прошелся по террасе и опять сел.
— Где же это? — начал было Лопатин.
— Да что уголь! Руды: свинцовые, медные, серебряные... Какие жилы!.. Лежат они, тянутся, как змеи, во все стороны и ждут только смелого удара киркой и ломом, чтоб показаться на свет божий... Раз как-то, вот слушайте, что я вам расскажу: страшная гроза свирепствовала в горах. Я успел укрыться, вместе со своей лошадью, в затишье за скалой,
— Как вы назвали?
— Чего-с?.. Да ручей, что тянулся по дну лощины. Дело не в названии. Две недели я не отходил от следов, оставшихся после обвала: я изучил напластования, сделал рисунки, определил местность... Какие широкие пути к обогащению я видел в этих темно-серых, красноватых, зеленоватых, с металлическими отблесками жилах! И, судя по видимым образцам, не трудно было догадаться, что можно было найти дальше, роясь по их направлениям...
— Вы никому об этом не говорили до сих пор?
— Нет, говорил, только карт своих не показывал и местности не определял. Денег просил... Без денег как приступить!
— Ну, и не дали?
— Не дали. В Петербурге был, говорят: «далеко», да, может быть, все это еще преувеличено мной, а на деле, пожалуй, окажется, что игра не стоит свеч... Один было обещал... да там оспа свирепствовала в то время и свалила его, а наследников дожидаться было некогда. В Нижнем посоветовали к вам обратиться, да и сам я думаю, что здесь скорее можно что-нибудь сделать, виднее как-то. Вот я к вам и обращаюсь!
— А вы не обращались ли к Перловичу? У него такая предприимчивая натура, он за все хватается!
— Нет, к нему не обращался!
— Почему же?
— У меня на то свои причины!
Брови малоросса сдвинулись, и на его лице промелькнуло несколько злое выражение при имени Станислава Матвеевича. Это обстоятельство не скрылось от Лопатина.
— Ну, и хорошо сделали! — произнес он. — Что же вам именно нужно?
— Во-первых, мне нужно немного пока — тысячи две, не больше... Я поеду вдвоем со своим товарищем по ремеслу, которому я отчасти доверил свое открытие!
— Кто это?
— Ледоколов. Вы его не знаете, он из Петербурга и я познакомился с ним дорогой!
— Он здесь теперь?
— Нет, в Казале он сел на пароход и теперь скоро должен приехать, я же пробрался сухим путем, на почтовых...
— Гм... — замялся было Лопатин.
— Ну-с, так вот, изволите ли видеть, если вы мне дадите сперва эти деньги на риск, рассчитывая их и получить обратно, и не получить, то я снова отправлюсь в горы, подготовлю все, сделаю еще те разыскания, которые нахожу необходимыми, и тогда уже устроим все по порядку, юридическим путем... Вы лично все увидите, находка моя перестанет быть секретом; вы, может быть, найдете возможным затратить более значительный капитал, навербуем рабочих, — не солдат, нет, а непременно местных, туземных рабочих, — выпишем нужные машины и откроем такое производство, что на веки веков хватит и нам, и детям нашим, и внукам, и правнукам... Ну-с, так как же?
Бурченко вопросительно взглянул на хозяина.
— Ваш товарищ едет на пароходе «Арал?» — спросил тот его и стал вытирать салфеткой свои толстые губы.
— Что такое!?
Малоросс озадачился довольно сильно. Лопатин повторил вопрос.
— А не знаю, может, и «Арал»; я не справлялся! — холодно ответил он, взял свой сверток и поднялся со стула.
— Сидите; куда вы? Я вот вас хотел спросить, не видали ли вы двух дам, которые тоже должны ехать на этом пароходе?
Злая усмешка вторично пробежала по лицу Бурченко.
— Как же, видел; да вы об них не беспокойтесь: они окружены самым изысканным и утонченным попечением.
— В самом деле?
Лопатин стал комкать салфетку, потом швырнул ее в сторону и принялся за другую.
— Там, около них, так много услужливых кавалеров... Мне бы хотелось знать, что вы решите насчет моего предложения?..
Лопатин взглянул на него словно спросонья и залпом выпил стакан воды.
— Вы извините, — произнес он, — я был причиной, что мы несколько уклонились от нашего первоначального разговора!
— И очень даже уклонились...
— Я вам эти деньги дам; я более дам, я вам могу сейчас же дать пять тысяч...
— Сейчас мне не нужно. Мне деньги нужны будут через десять дней. Приедет мой товарищ, мы вместе отправимся в горы, и тогда...
— Вы получите деньги, как только они вам понадобятся. Считайте, что они в вашем кармане!
— Спасибо!..
Бурченко протянул Лопатину свою руку.
— А то, что в этом свертке?..
— Вы сейчас увидите: здесь рисунки профилей и разные заметки. Я с удовольствием готов вас посвятить в некоторые подробности!
— Сегодня вечером я совершенно свободен и надеюсь вас видеть у себя!
— Хорошо, буду!
Бурченко раскланялся и вышел, а Иван Илларионович отправился к себе в кабинет и долго прохаживался по комнате, обдумывая что-то и жестикулируя. Потом он опять пошел в комнату Адели, остановился перед ее портретом, поскреб себе затылок всей пятерней и процедил сквозь зубы:
— Дон Жуаны проклятые!
V
«Бедный, наивный ребенок»
В своей жизни многим приходилось путешествовать по русским рекам, но едва ли кто-нибудь из них может составить себе и приблизительное понятие о плавании пароходов аральской флотилии по главной артерии всего среднеазиатского края — Сыр-Дарье.
Медленно, с бесконечными препятствиями самого разнообразного свойства, чуть-чуть вспенивая мутную воду своими высокоустановленными колесами, шаг за шагом подвигается неуклюжий, плоскодонный пароход и тянет на буксире за собой такую же неуклюжую баржу, а иногда и две.
Наступает ночь; быстро темнеют печальные окрестности; последний красноватый отблеск исчез с вершины мачты и окраин пароходных труб. Линия плоского берега, то изжелта-песчаная, волнистая, то заросшая бесконечными, непроходимыми камышами, теряется, сливаясь в темноте в сплошную массу тумана, встающего над мертвой рекой.