Погоня за песчаным дьяволом
Шрифт:
Вообще-то, отец никогда не ездил в экспедиции и не был дальше Черного моря, но в нем жила неиссякаемая страсть к странствиям. Зная об этом, пациенты профессора медицины Быкова старались вознаградить его разными диковинками вроде засушенного геккона или австралийского бумеранга. В результате кабинет выглядел так, будто принадлежал заядлому путешественнику. Благодаря этому Быков-младший и стал фотографом. В детстве он часами просиживал возле глобуса, выискивая места, где ему хотелось бы побывать, а годы спустя те мысленные путешествия начали осуществляться
Ну не чудо ли? Неудивительно, что Быков так сроднился с отцовским кабинетом, а тот – с новым обитателем.
– Все как при Левочке, – сказала мать, оглядываясь с таким выражением лица, будто находится в храме. – Знаешь, Дима, всякий раз, когда я сюда захожу, мне кажется, что он жив. Ты так на него похож…
– Только толстый, – отшутился Быков.
Он и в самом деле заметно поправился за пару последних лет, чрезмерно увлекшись кухнями народов мира. Эдакий располневший д’Артаньян с непокорными кудрями, серыми глазищами и щегольскими усами на круглом румяном лице. Правда, во время последней поездки румянец сменился плотным коричневым загаром. Кисти рук Быкова тоже были темными, но все остальное так и осталось белым, потому что пустыня – не место для принятия солнечных ванн. От этого тело казалось еще более рыхлым, чем обычно, и Быков, выходя из душевой кабинки, неизменно давал себе обещание сократить рацион… или заняться спортом… или сделать и то и другое, только чуть позже.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Лия Артамоновна.
Она, как всякая любящая мать, была склонна к преувеличениям.
– Ты что-то хотела, – напомнил Быков.
Он взглянул на монитор компьютера, постаравшись проделать это не слишком выразительно.
– Да, – подтвердила мать, опускаясь на край кресла, такого же массивного и солидного, как диван. – Нам надо поговорить.
– Давай поговорим, – согласился он, убирая руку с компьютерной мышки.
«Неужели она знает, что я начал покуривать?» – пронеслось в голове.
Вредная привычка пока что не приклеилась к Быкову намертво, но, отправляясь в командировку, он прихватывал с собой трубку и пачку хорошего голландского табака. Дома удавалось обходиться без курения, однако с каждым возвращением это становилось все труднее. Особенно сегодня. Может, дождавшись, пока мама уснет, выкурить трубку-другую, а потом хорошенько проветрить комнату?
Рассердившись на себя за эти мысли, Быков сел прямо, забросил ногу на ногу и вопросительно посмотрел на мать.
– Костя жалуется на Рому, – начала она. – Уже не в первый раз. Мальчик совсем отбился от рук. Едва не завалил сессию, грубит, пропадает неизвестно где…
– Как ты помнишь, я тоже не был идеальным студентом.
– Да, но в твое время не было всех этих наркотиков, распутных девиц и ужасных болезней…
Быков не стал рассеивать это наивное заблуждение матери.
– Но как я могу повлиять на Романа, если Костя с ним не справляется? – спросил он. – Не думаю, что я для него авторитет. Он племянник, я дядя. Между нами никогда не было каких-то особых, доверительных отношений. Пусть сами разбираются.
– Костя твой брат! – воскликнула мать с упреком.
Как будто Быков об этом когда-нибудь забывал. Хотя, если разобраться, общего между ними было не так уж много. Константин родился десятью годами раньше, поэтому взрослая жизнь для него началась, когда младший брат Дима еще в школе штаны протирал.
– Брат мог бы сам со мной поговорить, – пожал плечами Быков. – Я уже и не помню, когда он мне звонил в последний раз.
– А ты? – поинтересовалась мать. – Давно звонил Косте?
Выслушивать правду о себе часто неприятно, но всегда полезно.
– Так что там с Романом? – спросил Быков, хмурясь.
Он уже твердо знал, что сегодня не удержится от соблазна набить трубку душистым табаком и поднести к ней пылающую спичку.
– Молодой человек заявил, что бросает институт, – ответила мать. – Хочет стать фотографом, как ты. Жизнь свободного художника его, видите ли, прельщает, а становиться офисным планктоном он не намерен.
– Зачем планктоном? У Кости бизнес…
– Романа не привлекает бизнес. Объект подражания для него не отец, а ты.
Быков помимо воли почувствовал приятное щекотание там, где было надежно упрятано его непомерное самолюбие.
– Я не вполне понимаю, – сказал он, продолжая хмуриться, – как ты себе это представляешь? Не могу же я проводить индивидуальные курсы. Тем более бесплатные.
– Деньги для тебя важнее, чем родная кровь? – сухо осведомилась Лия Артамоновна. Это был тот случай, когда ее врожденная деликатность куда-то улетучилась.
Быков сомневался, что в жилах племянников и дядей течет так уж много одной крови, но делиться своими соображениями не стал.
– Понимаешь, мама, – заговорил он, – каждая моя поездка обходится в кругленькую сумму, поэтому приходится подрабатывать. У меня совсем нет свободного времени. Мастер-классы, всякая халтура…
– Что ж, понятно. – Мать встала. – Извини за беспокойство.
Ее тон был сух, как воздух в Атакаме. Быков почувствовал, что у него перехватило горло.
– Подожди, – сказал он. – Я позвоню Косте. Завтра же.
– Не позвонишь, а навестишь.
– Хорошо, загляну к нему вечером. Довольна?
Мать просияла.
– Спасибо, Димочка. Я так переживаю, что вы с Костиком отдалились друг от друга. Я так вас люблю! Вы же мои сыновья. А Ромочка мой внук, не забывай.
– Поговорю с твоим Ромочкой, – буркнул Быков, бросив украдкой взгляд на ряд книжных корешков, за которыми хранились курительные принадлежности.
– Он такой же мой, как и твой, – парировала мать.
Она все еще немного сердилась, но смущение уже брало верх. Быков знал, как сильно переживала мама всякий раз, когда приходилось проявить жесткость. Такой характер. Быков понимал ее как никто другой. Потому что был тем самым пресловутым яблочком, которое упало недалеко от яблони.