Погоня за злом
Шрифт:
Хоть девушка и была асоциальной личностью, но родители при пропаже всё-таки подали заявление в полицию. Её безрезультатно искали везде и обыскивали дом в том числе, но в подкрышное пространство не заглядывали — лестница туда давно сгнила и рассыпалась в труху, и как девушка попала туда, осталось загадкой даже для криминалистов-экспертов, тщательно осмотревших при обнаружении трупа все предметы и обстановку в доме.
...Мне недавно исполнилось восемнадцать, и я ещё только начинала свой скорбный и тёмный путь по поиску и уничтожению сверхъестественного зла в нашем мире, поэтому знания были слегка неполными и несовершенными. Я прочла много запретных
Стоял прекрасный летний день в начале июня. Я ехала на электричке, сидя у окна в окружении дачников и пенсионеров, искоса поглядывающих в мою сторону. Чёрная кожаная куртка, тёмные джинсы, заправленные в тяжёлые армейские ботинки, перчатки с обрезанными кончиками пальцев, бросались в глаза. Как и в целом готическая внешность и макияж. Я ещё не понимала, что нужно выглядеть как можно незаметней.
Под курткой сбоку в кобуре висел магнум, купленный мной в тёмном инете. Большой армейский нож лежал в рюкзачке, который я держала на коленях, и где кроме него были ещё фонарь, небольшой набор продовольствия, крохотный нетбук, и несколько миниатюрных камер и микрофонов.
За несколько остановок до нужной мне я прошла в тамбур соседнего вагона, отметив отсутствие слежки. Моё занятие требовало осторожности и скрытности. Кто угодно мог следить за мной и пытаться убить — представители сект и дьявольских течений, маньяки, агенты тайных мистических организаций, не говоря уж про невидимых врагов, обитающих в соседних мирах. Когда я посвятила себя своему делу, многие узнали про меня, и многим я переступила дорогу.
Электричка, шипя, остановилась и раскрыла двери. Быстрым, тренированным движением я выпрыгнула на пустую платформу, прямо в мёртвую зону под первым окном вагона, нырнула под него, перекатилась через рельсы и кубарем обрушилась под насыпь, в заросли черёмухи и тальника. Меня никто не заметил — выходящие из вагона только начали спускаться на перрон, когда я уже сидела в кустах под насыпью, и смотрела в окна электрички через ветки и листья. Всё это казалось интересной игрой. Пассажиры не увидели меня. Когда двери электрички открываются, почти все смотрят на входящих-выходящих, но только не в окно.
Свистнув, электричка набрала ход и скрылась за горой. Приехавшие разбрелись кто куда, а я стала пробираться к дому, стараясь держаться скрытно и незаметно. Весь мир был для меня полем боя, я не забывала этого никогда и не при каких обстоятельствах.
В конце перрона находилась тропинка, ведущая на главную улицу деревни. Узенькая и заросшая с обоих сторон лопухами и крапивой, она называлась, как говорили местные, «напрямик». Из-за глухости и заброшенности пользовались ей редко. В деревню вела ещё одна, хорошая и натоптанная дорожка, подсыпанная гравием, которая находилась на противоположном конце посадочной платформы. По ней в основном и ходили местные на электричку и с неё. Но для меня как нельзя лучше подходила именно та, скрытная дорожка, позволявшая незамеченной пробраться к дому.
Я прокралась по низу насыпи к тропинке, и пошла по ней, воровато оглядываясь по сторонам, но всё вокруг было тихо. Тропка выходила из зарослей практически к самому дому, но на главную улицу я выбираться не стала, а прошла задами огородов по высокому бурьяну к гнилой изгороди, окружавшей нужный мне участок, и пнув развалившийся трухлявый штакетник, прошла на него. И практически сразу же ощутила постороннее присутствие. Что-то,
Участок давно заброшен и запущен. Последние пьющие хозяева ничего на нём не садили, а промышляли воровством в ближайшем дачном посёлке. Всё ворованное они продавали или меняли на дешёвый спирт. Последняя партия этого пойла оказалась со значительным содержанием метила, и всю семью потом погрузили в четыре чёрных пластиковых мешка
суровые люди в камуфляжной форме, приехавшие на УАЗике-буханке с бортовым номером тринадцать, в просторечии называемом труповозкой, вызванной фельдшером скорой помощи, понявшим что от него уже не требуются никакие реанимационные мероприятия.
Потом в наследство землёй и домом вступила дальняя родственница, внучку которой и нашли здесь повесившейся. Впрочем, эта женщина появилась тут всего несколько раз, причём один раз с землемером, чтобы инвентаризировать дом и наскоро выставить его на продажу за смехотворную сумму.
Однако и за бесценок на усадьбу не находилось покупателя, поэтому дом несколько лет стоял в полном запустении и разрушался от непогоды и сырости. Растения, кусты и всякого рода бурьян вскоре заполонили всё вокруг, и это смотрелось дико даже для той неблагополучной окраины села, где находилась усадьба.
Я подошла к дому вплотную, чуть не упав в заросшую травой яму завалившегося погреба, из которого торчали гнилые доски и брёвна обшивки. Под ногой звякнуло мятое ржавое ведро с какой-то гнилой трухой внутри. Чуть в стороне находился наполовину развалившийся парник с остатками гнилых рам и обрывками почерневшей полиэтиленовой плёнки. Печать разрухи и запустения лежала на всём вокруг, навевая уныние и печаль. Когда-то здесь била жизнь ключом,а ныне притаились мрак и смерть. Сглотнув подступивший к горлу ком, и усилием воли прогнав негативные эмоции, я пролезла внутрь. Мне нужно было браться за своё дело, которое не терпит каких бы то ни было эмоций.
Под ногой хрустнуло стекло и старые доски пола скрипнули, когда я ступила через разбитую раму на веранде. Внутри царила полутьма, и пахло сыростью, и каким-то старым тухлым запахом, который бывает в деревнях в старых домах. У стены с осыпавшейся побелкой стоял сломанный старый холодильник, весь покрытый ржавчиной. Его недра сплошняком затянуты паутиной. Рядом лежали на боку два рассохшихся табурета, во времена своей молодости бывшие белыми, а сейчас покрытые то ли пылью, то ли грязью, придававшими им грязно-серый оттенок.
С веранды вели три двери — одна на улицу, запертая снаружи ржавым висячим замком, другая, похоже, в кладовку и третья непосредственно в дом. Я решила осмотреться, и отчаянно скрипя половицами прошла в дом. Картина внутри царила самая неприглядная. В этом месте давно никто не жил, да и жить здесь было практически невозможно. Зачем сюда приехала наркоманка, покончившая с собой, тем более зимой, трудно было понять, наверное, превратности судьбы прижали так, что деваться было некуда, и она согласна была даже на такое пристанище.