Погранец
Шрифт:
– Хорошо. Знаете, тут рядимо ещё схрон есть. Тоже с зерном, там он получше. С сорок первого лежит. Как думаете, как взятки командиру отряда хватит, чтобы меня к себе взял?
– Откуда узнал?
– Как-то я связанного полицая допрашивал...
– пустился я в воспоминания.
– Ты уже рассказывал.
– Там другой был. А этот в декабре сорок первого, и он рассказал про схрон. Летом нашёл по приметам. Проверил.
– Ясно. Сколько полицаев ты допросил?
– Почти три десятка.
– Ого. Удивил меня.
– Знаете, у меня есть место, бункер, где вся деревня жить сможет, место удобное, там водопровод есть, сортиры, казарма. Даже баня. Бывший бункер НКВД. Законсервированный. Правда, пустой, вывезли всё, но жить можно. Ещё можно туда привозить раненых партизан, устроить госпиталь, место есть, чтобы восстанавливались. Вы об этом с командиром отряда поговорите.
– Далеко бункер?
– Да нет, полчаса
– Чёрное озеро? Говорили плохое место. Ты образован?
– Да, помнит тех троих, что меня учли? Писать и читать они научили. Двое командирами были, капитан и майор. Киномеханик старший сержант. Да, он оставил своё оборудование мне и плёнки, подходящий зал в бункер есть, можно кино крутить. Я умею. О, пусть командир отряда назначит меня киномехаником, введя в штат. А что, нормально, и по мне.
– Подумаем. А пока прогуляемся, хочу глянуть на бункер.
Собрался тот быстро, на удивление взял всего одного жителя деревни, матушку. Священника убили каратели, забили прикладами, когда тот хотел остановить их, вот осталась матушка с двумя детьми, она службы вела, икона была. Тот оставил за старшего инвалида Ивана, я уже знаю, что тот житель деревни, и ранен был ещё в Финскую, где участвовал. Артиллерист он, по воинской специальности. Вот втроём и прогулялись. А пока шли, я описывал как о бункере узнал.
– Когда налёт был и маму убили, я помогал раненым. Там старший лейтенант был, НКВД, у него по две шпалы в петлицах. Как армейский майор. Вот он бункер показал и почти сразу умер. Тут на берегу озера его могила. Мы первой же ночью вернулись на дорогу, похоронили убитых. Маму в отдельной, воронке сделали могилу. Я крест поставил, она крещёной была. Мы в бункере и жили до конца весны, делая вылазки к немцам. Меня учили как взрослого, а зимними вечерами учили читать и писать. Всё что надо добыли в разбитой сельской школе. Уходили бить врага далеко, к Пинску, или Минску, чтобы тут не шуметь и врага к убежищу не привлекать. Вот они меня всему и обучили. Там в дежурке стол есть и внутри журнал, на Филимонова. И погибший командир НКВД, был Филимоновым. У бункера три входа-выхода. Основной, потом грузовой и тайный, чтобы уйти если окружат его. Какой показывать?
– Который ближе?
– Тайный.
– Давай его показывай.
– Так пришли уже, вон лисья нора в кустарнике. Оно и есть.
– Так мы же не пролезем, даже голова моя?
– удивился бывший унтер.
– Это кажется. Там если присесть можно увидеть, что нора больше.
Я первый внутрь скользнул, потом матушка, и за ней уже старый. Действительно спокойно проползли, и дальше встали, чуть в согнутой позе, низкий свод не давал в полный рост встать, это мне без проблем, наблюдали как я открыл замаскированную дверцу, и мы прошли в тамбур, тут я зажёг заготовленную керосиновую лампу и при её свете спустились по колодцу на пять метров глубже, и дальше по коридору двинули. Я показал надписи на стене и потолке, послания от зеков, матушка крестилась, не дура, понимала, что это значит. Так и дошли до бункера. Показал все помещения, комнату дежурного, где раньше явно телефоны стояли, журнал и удостоверение старлея Филимонова. Моих вещей, койки и керогаза, тут не было, убрал. Даже заслонки воздуховодов закрыты, а показывая, снова открыл, описывая, что это и для чего. Да и те не дураки, понимали. Бункер на них произвёл впечатление, так что решили, переселению и обживанию его - быть. Тут полы из досок, можно и на полу спать, когда нары или койки закончатся. Люди на санях спали под снегопадом, что им пол? Тем более в бункере была своя система отопления, с дровяной печкой, её ещё как кухонную можно использовать, я просто не зажигал, без надобности. Вторая печка, уже для бани. Её тоже изучили. Сток грязной мыльной воды видимо уходил в сортир или отстойник, не знаю. Также изнутри несколькими мощными ударами открыли крышку люка основного входа. Бывший унтер решил о тайном ходе молчать, и до нас приказ свой довёл.
Вернувшись, оставив сани на месте, по сути с узлами в руках, так и двинули к озеру, прокладывая тропку в снегу. Тут и следопытом не нужно быть, чтобы её рассмотреть. А там и в бункер. В общем, осваивали его порядка двух дней, обживали, запускали всё. Три наличных керосиновых лампы да лучин заготовили, и вот так осваивали. Баню я запустил, воду вёдрами дежурные натаскали в два бака. Мылись всей деревней, первыми дети и беременные. По очереди, воду трижды добавляли и подтапливать пришлось, но мест на двадцать человек. Большая баня. Я тоже помылся. Мыло выдал. Три бруска хозяйственного, постирушки устроили. Почти все вещи с того жилого схрона сюда перенесли, оборудовали кухню, столовую. Плотник, а им оказался инвалид Иван, ловко рубил брёвнышки, клиньями раскалывал пополам, и обтёсывая. Ему отдельное помещение выделили, но запах в бункере хвои так и стоял, а тот доски делал, для столов и столешниц. Пока всё в процессе, ему и новые нары заказали и лавки. Часть привезли с собой, уже поставили. Это всё что было за два дня. Разве что я рыбалку на часок устроил на Чёрном озере. Небольшая рыба, но была. Как пробили лунку ломом, чуть не упустив, так я стал леской с крючком, для видимости, таскать одну рыбёшку за другой, пол ведра натаскал, на две кастрюли ухи хватило. А готовили в основном супы. Теперь ещё хлеб пекли. Я четырём поварам деревни, ещё казан выдал и шесть солдатских котелков. Казан отлично встал на печку. Десяток ложек. Сам дед, походил, посмотрел, и начал раздавать должности в бункере, плотник есть, двух помощников ему, и двух пильщиков, сухие деревья валить. Повара есть, старшая итак назначена, освоились на кухне и в столовой. Только помощников выделили. Главную по бане поставил, Матрёну. Старшую прачек, к ней шесть помощниц. Старушек в нянечки за малыми следить. Потом в двух помещениях велел развернуть школу и учить детвору. Их итак учили, но на коленке можно сказать, а тут уже по сути настоящей школой будет, плотник Иван обещал всё сделать. Только учительница была одна, прибилась к деревенским при отступлении в сорок первом. Её и поставили директором школы. Однако были и другие беженцы, вот трёх с образованием и назначили учителями, распределив кому какие классы. Всё ещё шло оформление.
Людей хватало и их надо занять. Назначил лесных сборщиков, молодёжь в охрану или в охотники. Матушке дали комнату для часовни. Даже и до меня очередь дошла, осмотрели столовую, что в нужные дни можно переоборудовать в кинозал, и согласились, что пойдёт для этого. В общем, я стал киномехаником. Оборудования тут нет, сказал неделя требуется, чтобы привезти, в другом схроне держу. Пока при деревне, ещё посмотрим, что командир партизанского отряда скажет. Я находился на кухне, лежал под раковиной, и чинил трубку водопровода, там потекло, гайка ослабла и подтягивал. Делал вид что инструментом, но на самом деле телекинезом. Когда закончил, одна из помощниц убирала лужу, вот и узнал, что прибыл командир отряда. Уже в бункере, у старика. У того рабочий кабинет был, тот самый, дежурного, там и общались. Так что поспешил в нужную сторону, по лестнице поднявшись на этаж выше. Те чай пили, и встретили меня любопытными взглядами. Причём, оба. Командир отряда был в шинели комсостава и кожаной фуражке, с красной звёздочкой. Прям как комиссар из кино, они такие виды любят. Точнее шинель висела у входа, на вешалке, там же и фуражка. Он в командирском френче был, но имел чёрные гражданские брюки, заправленные в сапоги, с новенькой «Красной Звездой» на френче. Бывший унтер быстро нас познакомил, я сел за стол, дежурная по кухне, та самая дивчина что на поцелуи за патроны не согласилась, принесла кружку с чаем, и сделал первый глоток. Вообще кружек этих на всю деревню едва три десятка. По очереди использовали. У меня была своя, как и котелок. Я на лагерь деревенских вышел не только с карабином, что сейчас в оружейке находился, но и с вещмешком за спиной. Это кружка моя, инициалы на боку. Я на кухне её держал, кто хотел мог использовать. Как и котелок. Только ложка всегда при мне. Индивидуальный прибор.
Вот так познакомившись, командир партизан сказал:
– Дед Матвей уже всё рассказал. Позабавил меня. Значит, можешь всё достать, и хочешь награду?
– Так за реальные дела, а не за спасибо. Я же понимаю, что просто так она не даётся.
– Ещё хочешь войти в состав отряда? Я не против, тем более ты своё дело нашёл. Действительно кино можешь крутить?
– Через неделю привезу аппарат с плёнками и покажу. Кстати, отличившихся бойцов к нам можете посылать. В качестве награды посещение киносеанса.
– Хм, спасибо, хорошее предложение, мне нравится. Также как идея по поводу госпиталя. Походил я по бункеру, впечатлил. Значит так, в состав отряда тебя впишу, с новым списком отряда отправлю в Москву. Будешь официально оформлен киномехаником отряда. Жить будешь тут. Договорились?
– Конечно.
– Что там по схронам?
– А что там по заданию с наградой?
– Шустрый. Я хочу знать, что может знаменитый Решала, о котором мне в бункере все уши прожужжали. И куклу пятилетней девочке подарил, и одежду пареньку младше себя. Одной из беременных подарил зеркальце и ткани для младенца. Шить пелёнки. Двум старушкам клубки шерсти и вязальные спицы, старушки чуть не передрались за них. А трофейные конфеты детишкам? Не жаден. Ты сказал рядом ещё один схрон с зерном есть?
– Около двух часов идти, - кивнул я.
– Вот и прогуляемся, глянем что за зерно там, если всё есть, там и поговорим. Зерно прелое оставим тут, оно всё деревенским останется, а мы всё заберём то зерно, из второго схрона.
– Хорошо. Я сбегаю, оденусь.
– Добро, жду снаружи.
Сам я побежал к казарме, там на нарах спал, быстро оделся, вещмешок за спину, в оружейку и не нашёл своего карабина. Да тут вообще было пусто. Ну кроме пяти винтовок и «ДП», но это для охраны. Выбрался недовольный наружу и подойдя к трём саням сказал Харламову: