Пограничная река. (Тетралогия)

Каменистый Артем

— Сейчас, конечно, не видно, но я еще на закате с пригорка разглядел, что четкая темная полоса идет: видимо растительность густая. Не уверен, что внизу есть вода, но проверить-то можно? Минут за десять спустимся, если так и будем идти.

Никто не возражал, — даже Гнус ничего не сказал. Плохо дело — раз у неугомонного студента сил не осталось на комментарии. И ведь прошли-то всего ничего, и не слишком быстро двигались, а народ совсем вымотался.

Как же дальше с ними идти? Андрей, конечно, и сам подустал, но при необходимости мог бы шагать еще

всю ночь. Хотя, когда совсем стемнеет, нежелательно это — не хватало еще в полном мраке ногу поломать в какой-нибудь норе.

Андрей чуть не сглазил: уже в конце спуска, когда впереди действительно показалась темная полоса непонятной растительности, одна из женщин оступилась, рухнула на бок, вскрикнула. Над ней склонился Кир, подхватил под руку, поднял. Прапор, подскочив к пострадавшей, нервно уточнил:

— Живая?

— Да, — дрожащим голосом ответила женщина.

— Ну баба!.. Смотри куда ступаешь! Если сломаешь ногу, мы нести тебя не сможем!

Андрей, даже шаг не замедлил — спешил к финишу. Сбросив с плеча котел, зашарил рукой в зарослях, довольно воскликнул:

— Да это тростник! И сухой, прошлогодний, и зеленый — в этом году уже вырос! Надо воду поискать! Здесь устраиваемся, рядом с зарослями — тут трава мягкая, и ровно!

Вломившись в заросли тростника, Андрей преодолел их, добрался до подъема — противоположный склон балки оказался гораздо круче. Проклятье — воды по пути не обнаружил!

Ниже затрещал тростник, оттуда выбралась здоровенная фигура, молча поманила рукой за собой. Андрей без вопросов двинулся следом — спрашивай не спрашивай, Кир не ответит.

Немой остановился на краю крошечной полянки окруженной высокими зарослями тростника, припал на колени, зачерпнул ладонями, зачавкал. Рухнув рядом с ним, Андрей наклонился до самой воды, присосался жадно, распрямился, закашлялся. Человек не собака — лакать по-звериному неудобно. Пришлось черпать ладошками.

Вода теплая, наверняка мути в ней хватает. В любом случае она должна быть несравнимо качественнее, чем поселковая бурда. Видимо ручеек по ложбинке идет лишь после таяния снегов и крупных дождей. Сейчас дождей не было давненько, он пересох, но им повезло — осталась эта приличная лужа.

— Кир, посиди здесь, — попросил Андрей.

Он боялся, что в темноте будет трудно найти это место в густых зарослях, вот и оставил товарища живым ориентиром.

Вернувшись к остальным, увидел, что все беглецы валяются пластом, будто мертвые. Крепко вымотался народ…

— Подъем! Мы воду нашли! Давайте, пока еще немного видно, надергайте травы хоть немного и вон, кусты порубите, разведем огонь. Если вскипятить не хватит, то хоть подогреем.

Схватив котел, зашагал назад. С помощью Кира начал набирать в котел воду — зачерпывали ее ладонями. Лужа не слишком глубокая, дело продвигалось медленно. При этом Андрей понял, что насчет кипятка он сильно погорячился: кружек у них нет, а если девятнадцать человек будут хлебать его из котла по очереди, выйдет затяжной цирк. Тарелок тоже нет… и еды никакой нет…

Стоп — эти мысли надо из головы выбросить. Два года жили впроголодь, если денек поголодают ничего страшного — привычные.

Но завтра надо что-то решать срочно… Ящериц ловить? Девятнадцать рыл накормить… Сколько же на это потребуется ящериц и где их столько поймать? Охотиться попробовать? Дротики у них есть — дистрофики-охранники охотились именно с ними. Но это ведь привычные к экзотичному оружию аборигены — люди метко бросать их не умеют. Да и с дичью тут негусто — за целый день и одного зайца не видели, не говоря уже о чем-нибудь посолиднее. Лишь несколько сусликов по пути замечал, но к ним подходить бессмысленно — мгновенно в норы прячутся. Птицы тоже близко не подпускают.

Если они не найдут себе продовольствие, через два-три дня все превратятся в полуживых доходяг. Два года лишений это не шутка — резервов в организмах вообще не осталось. Им нужно поесть хоть что-нибудь, нужна энергия, иначе гнить им в этой степи.

Андрей внезапно поймал себя на мысли, что скучает о пайке «халвы». Дожился…

Котел наполнили полностью. На глаз в нем ведра два с лишним, — на девятнадцать человек по два литра точно выйдет. Несли вдвоем, аккуратно — ручек нет, если уронят, то придется черпать заново.

Пленники без дела не сидели: рубили сухие стебли прошлогоднего тростника, шарили по склону, уничтожая чахлые кустики. Кир установил треногу, взгромоздил на нее котел, вопросительно оглянулся на подошедшего Прапора. Тот, скинув охапку веток кустарника, устало проговорил:

— Зажигалка у меня сохранилась, но газа в ней осталось на донышке. Андрей, стоит ли сейчас возиться с огнем? Он нам сильно нужен?

— Я просто думал, что неплохо бы кипятку сделать. Правда, кружек нет, неудобно.

— Топлива тут маловато, да и долго ждать кипятка. Все устали. Может ну его — просто спать завалимся? Да и страшновато: мы ушли недалеко, если за нами погоня идет, то могут огонь заметить. В темноте костер очень далеко видно.

— Прапор, если за нами идет погоня, костер уже не навредит — все равно догонят моментально… мы слишком медленно двигаемся. Хотя насчет костра ты, наверное, прав: не стоит с ним возиться. Были бы тут деревья и высокие кусты, еще куда не шло, а этот мусор… Мгновенно выгорит — ночью не согреться возле него будет. Да и зажигалку твою поберечь надо. Огниво у Жмота осталось, он им очаг в поселке разжигал… не догадались у этой твари забрать…

— Во! Я о том же!

— Эх… зря только топливо собирали.

— Почему зря? На траве расстелем: помягче лежать будет.

— Ночью замерзнем — вон, все небо в звездах. Надо лечь потеснее друг к другу, теплее будет.

Лысый, сбросив охапку тростника, хрипло скомандовал:

— Мальчики и девочки — все слышали?! На горшок и спать: завтра у нас будет трудный день.

Народ безропотно принялся укладываться. Андрей, раскидав под собой немного тростника, улегся сбоку от Гнуса. Тот не удержался от комментариев: