Пограничные зори
Шрифт:
— За что? — удивился Веткин.
Костя покраснел, опустил глаза.
— Да в тот раз… уехал без тебя. Капитан по справедливости…
Веткин кивнул, глаза его весело искрились.
— Костя, — сказал он, — а ты, знаешь, ты просто замечательный парень…
— Выздоравливай скорее, — сказал Костя, вставая. — Все тебя ждут на заставе. Я тебе яблоки принес.
Косте многое хотелось сказать, и, главное, что сам он больше всех ждет возвращения Веткина, и что сам смастерил для друга новый мольберт, купил большой набор красок, только рисуй. Но ничего этого он не
Павел Ермаков
ТИМОФЕИЧ
Прозрачным свежим утром я приехал на заставу. Солнце только взошло и заливало багрянцем снежные шапки недалеких гор.
В ожидании начальника, находившегося на границе, я присел под деревом на скамейку. Под навесом чистили оружие вернувшиеся из нарядов пограничники. Они тихо переговаривались между собой в голубой дымке самокруток.
По просторному двору бродила лошадь. Изредка она останавливалась и, как будто нехотя, щипала жухлую траву, Вот поплелась к солдатам. У края стола протирал автомат один из них, высокий и плечистый. Лошадь прикоснулась губами к его спине, легонько мотнула головой. Солдат обернулся.
— А, Тимофеич, — сказал он добродушно и похлопал лошадь по жилистой шее. Потом полез в карман, вытащил что-то, очевидно, кусок сахара, и сунул лошади. Она зашевелила ушами, захрустела и пошла, вяло переставляя сухие, сильно утолщенные в суставах ноги.
Это была или больная, или, скорее всего, очень старая лошадь: жиденькая грива и короткий хвост, на холке и груди шерсть вытерта; хребтина и ребра четко выступали.
Я хотел было спросить о ней у солдат, но в это время из кухни вышел повар, свистнул и позвал:
— Тимофеич!..
Конь сразу направился к нему, уткнулся в подставленные ладони и зажевал.
— Готовься, Тимофеич. Сейчас поедем, — сказал повар.
Он снял белый фартук, положил его на окно. А конь покорно повернулся и потрусил к конюшне.
Отношение солдат к нему заинтересовало меня. Я пошел на конюшню посмотреть, что будет дальше. Тимофеич (как-то непривычно его звали — по-человечьи) подошел к повозке, на которой была укреплена бочка, и стал в оглобли. Повар запряг его и скомандовал:
— К роднику.
Повозка тронулась.
— Ученый конь, — сказал я, шагая рядом с пограничником.
— Старый он очень, — заговорил повар. — Говорят, ему много больше двадцати лет. И все на этой заставе живет. Сейчас «на пенсии». — Солдат засмеялся. — Только и работы, что воды привезти…
Тимофеич подтянул повозку к роднику. Повар начал ведром наливать бочку. Конь стоял не шевелясь, свесив голову. Когда бочка наполнилась, он повез.
— Э, Тимофеич, да ты совсем стариком становишься, — проговорил повар, черпая из родника. — Одного ведра недолили, а ты пошел… Счет знает, — обратился он ко мне. — Как выльешь пятнадцать ведер, сразу трогает. А может, это я нынче просчитался?.. — в задумчивости проговорил солдат, выливая воду обратно.
Несколько дней я жил на заставе, изучал ее историю, беседовал с пограничниками,
Много лет тому назад ездил на нем старшина заставы, не этот конечно. Лихой и умелый был командир. А кличка у коня тогда была другая: это уж потом солдаты стали величать его Тимофеичем. В одной боевой схватке он спас жизнь хозяину.
А было так. Границу нарушила вооруженная группа. В тесном горном ущелье ее встретил пограничный наряд. Завязался бой. На помощь наряду поскакали пограничники с заставы.
Нарушители ожесточенно сопротивлялись, стремясь вырваться из ущелья. Во время схватки начался буран, как часто бывает в горах. По ущелью со свистом проносился ветер, густо сыпал снег.
Нарушители, видя, что их замысел не удается, решили уйти обратно. Пограничники бросились в погоню. В горячке, в снежной кутерьме никто не заметил, как старшина упал с коня и остался лежать. А конь проскакал несколько метров следом за пограничниками и остановился. Он вернулся к хозяину и встал рядом, долбя копытом землю, как будто пытаясь разбудить спящего. Свирепствовала метель, сыпала снегом, и скоро ущелья не узнать. Замело тропки, замело место боя, а конь все стоял, оберегая человека, и разгребал копытами снег.
Пограничники настигли и захватили нарушителей. Тогда вернулись в ущелье и благодаря Тимофеичу отыскали старшину. Конь промерз на ледяном ветру, его бил озноб.
Врачи сумели спасти жизнь старшине, и он снова служил на этой заставе. Тимофеич тоже приболел, но скоро поправился.
С тех пор он любимец заставы.
— А теперь состарился, — говорили солдаты, окружив Тимофеича, — сам себя едва носит…
Конь словно понимал, что разговор о нем, уткнулся вздрагивающими губами старшине в плечо. Глаза его, глубокие, умные, светились мягким внутренним светом. Казалось, он тоже вспоминает о далеком и славном времени — днях своей молодости.
Павел Ермаков
ВОЗДУШНЫЙ ПОЧТАЛЬОН
В сквере пожилой майор отдыхал и смотрел, как по аллее расхаживали голуби, собирались стайками, клевали рассыпанные зерна. Я сидел рядом с ним. Вдруг майор погрозил пальцем вихрастому мальчишке: тот попытался поймать голубя и распугал птиц.
— Как тебе не стыдно, — начал укорять он мальчугана. — Зачем ты голубей трогаешь? Школьник ведь, правда? Ну вот, а птиц не любишь…
— А что — жалко? Тут этих голубей много, под ногами путаются… Бестолковая птица.
— Вы слышали! — воскликнул с возмущением майор, обращаясь ко мне. — Еще ничего не понимает, а туда же…
С какой-то особой теплотой он посмотрел на голубей, достал из кармана кулек и начал разбрасывать зерна. Голуби видели, что этот человек добр к ним, подходили и клевали корм прямо с ладони. Возможно, что майор бывал тут часто, и птицы уже привыкли к нему.
Пожилой офицер (очевидно, уже в отставке) понемногу разговорился, стал вспоминать о своей службе на границе.