Пограничными тропами

Смирнов Олег Павлович

— Пишите. Шиманский Сергей Гаврилович, научный работник. Николай Трофимович Колода, композитор. Иван Багмут, писатель. Они прикомандированы к нашей экспедиции для сбора и изучения этнографического материала. Дальше. Иван Никифорович Лазиев, кинооператор. Уже бывал в Средней Азии. Журналист Аркадий Редак из газеты «Харьковский пролетарий». Шестым идет Франц Зауберер, профессиональный альпийский проводник, австрийский коммунист, политэмигрант. Переводчица Фатима Таирова, студентка Московского высшего технического училища. Сама вызвалась к нам, пока каникулы. Остальные — местные. Коноводы, носильщики.

Проводником берем старика Набокова. Он собирается ехать с сыном Михаилом.

— Знаю старика и молодого. Надежные люди. Никогда не подведут.

— Значит, я сейчас же посылаю Бердикула с запиской к тем, кто ждет нас в Каркаре. Пусть готовятся к выходу по маршруту.

Скоро Бердикул с запиской начальника экспедиции выехал по направлению к Каркаре. По дороге он сделал небольшой крюк, заскочил буквально на минутку в один из горных аулов, перемолвился со своими знакомыми несколькими словами, даже не слезая с лошади, и снова помчался, подгоняя свою косматую лошаденку, неказистую, но проворную.

К выходу было все готово.

VI

Утром двадцатого августа экспедиция тронулась в путь. Скоро приземистые домишки поселка скрылись из виду. Колонна двигалась к стоящей впереди и закрывшей весь горизонт громаде гор, своими пиками во многих местах проткнувших небо. Путь был неблизкий и нелегкий. Об этом предупреждали Головин и Набоков. Да и карта, хоть и не совсем точная, говорила о том, что маршрут потруднее многих, какие уже проделали Погребецкий и его спутники до этого на Кавказе.

Впереди с трофейной винтовкой за плечами ехал Николай Васильевич Набоков, за ним — плотной группой члены экспедиции. Сзади следовал «обоз» — несколько вьючных лошадей, которых вели Бердикул, Нургаджи и Абдукаир. Теперь вся экспедиция была в сборе. Пограничники во главе с Головиным поехали другой дорогой и должны были присоединиться к экспедиции на первом привале в ущелье Саду-Сай. Так решил Головин, чтобы в аулах предгорья не привлекать особого внимания к экспедиции. Красный командир хорошо знал, что «узункулак» — «длинное ухо», аульный телеграф, передающий новости из аула в аул подчас с быстротой малопостижимой.

До зимовки в ущелье Саду-Сай добрались без всяких приключений. Здесь впервые собрались вместе те, кому придется пробираться не только в самое сердце «Небесных гор», но, что вполне возможно, сражаться с бандитами, если они попытаются помешать работе научной экспедиции. И само собой разумеется, пограничники внимательно присматривались к ученым, а те, в свою очередь, к красноармейцам и их командиру. Среди членов экспедиции была одна девушка. Звали ее Фатима.

Совместными усилиями пограничники и ученые разбили палатки. Весело затрещал сушняк в нескольких кострах. Закипела вода в походных котелках, приятно запахло варевом.

Поужинали, когда уже в темном южном небе яркими и красными светлячками вспыхнули звезды. Головин приказал Копылову и Ноговицыну:

— Будете охранять входы в ущелье. Через четыре часа вас сменят Медведев и Комаров. Я и Маслов будем по очереди дежурить в лагере. Смотрите зорче. Помните, что нам доверена охрана научной экспедиции.

Лагерь не засыпал, несмотря на усталость. Оставшиеся у палаток пограничники

затянули «По долинам и по взгорьям». Песню подхватили Сергей Шиманский, Иван Лазиев и другие участники экспедиции. В импровизированном хоре особенно выделялся голос переводчицы.

— Я все хочу вас спросить, Михаил Тимофеевич, как к вам попала эта местная девушка? — обратился Головин с вопросом к Погребецкому.

— Фатима? Сама напросилась.

— Она из Фрунзе иди из Каракола?

— Нет, москвичка.

От удивления Иван перестал мешать головешки в костре, вопросительно взглянул на Погребецкого. Тот усмехнулся и ответил:

— Не удивляйтесь, земляк! Мы живем в такое время, когда дочь гор становится инженером, ученым. Я уверен, что Фатиму ожидает большое будущее. Она учится в Москве в Высшем техническом училище. А ее отец, кажется, до сих пор кочует по предгорьям Тянь-Шаня. Фатима прочла в газете о предполагаемой экспедиции и прислала мне в Харьков письмо. Пишет, что мы не сможем обойтись без переводчика. Вот что она еще писала: «Сама я жительница гор Киргизии, хорошо знаю обычаи своего народа и свои горы. Не подумайте, что если я женщина, то испугаюсь трудностей». Мы ввели Фатиму Таирову в состав нашей группы и надеюсь, что жалеть не придется.

В полночь Головин пошел проверить посты. Едва он отошел от костров экспедиции, как густая тьма окружила его со всех сторон. Двигаться по ущелью приходилось почти на ощупь. Где-то журчала речка. С гор веяло прохладой. Иван Семенович двигался осторожно, но стоявший на своем посту Копылов услышал шаги, окликнул:

— Стой! Кто идет?

Головин назвался и подошел вплотную к часовому.

— Тихо? — спросил он Копы лова.

— Тихо, товарищ командир.

Спокойно было и у Ноговицына, охранявшего вход в ущелье и дорогу, по которой экспедиция пришла в Саду-Сай.

В час ночи часовые сменились. Да и лагерь наконец угомонился. Когда Головин проходил мимо палатки Погребецкого, Михаил Тимофеевич его окликнул:

— Иван Семенович, не спите? Давайте по карте уточним дальнейший маршрут.

Головин достал свою потрепанную на сгибах карту, присел у тусклого фонаря.

— Будем завтра двигаться к перевалу Тюз, — говорил он Погребецкому.

— Мы перейдем Сары-Джас и будем идти по левому берегу этой реки. Хан-Тенгри будет от нас на юго-западе. Дорога пойдет по сыртам. Спустимся по реке Тюз, левому притоку Сары-Джаса. Высота перевала — четыре тысячи над уровнем моря.

— Здесь, наверное, люди уже не живут? — спросил Погребецкий.

— Редко, но встречаются аулы. Чаще попадаются кочевья.

— На такой высоте?

— Народ к горам привычен. Джантай своей резиденцией сделал высокогорную долину еще выше.

— Да, здесь все грандиозно и необыкновенно.

Кругом было темно и тихо. Только на дне ущелья шумел поток.

VII

На рассвете экспедиция тронулась дальше. Двигались все время в гору, но особых трудностей это не вызывало. Дорога по сыртам была травянистой, сравнительно ровной, а гряды — пологими. Вершина Хан-Тенгри почти все время была хорошо видна, но казалось, что пик совершенно не приближается, хотя уже пройдено немало километров.