Погребальная похоть
Шрифт:
— Чёрт, я уже успела сделать глоток. Ну да ладно. Мы и выпить сегодня успели. Думаю, это ерунда, — она извлекла из нычки розовую пилюлю и задумчиво посмотрела. — Я правильно поняла из твоих рассказов, когда мы были в бункере с Яном, что это вот и есть психоделик без галлюцинаций?
— Да, это оно самое.
Он обрадовался, что она запомнила. Света подвинулась, водрузила на столешницу локти, изобразила правой рукой жест 'ok' и глядя ему в глаза, в один миг похитила губами зажатую меж большим и указательным пальчиками таблетку. Выпрямив и сложив ладошки в полочку, как недавно её маменька, она пристроила голову и посмотрела на него также мечтательно:
— А ты не хочешь?
— Я бы и рад, но сейчас не получится, потому что на днях была марка, и необходимые для восприятия ресурсы ещё не восстановились.
Светочка хитро улыбнулась.
Юзернейм задумчиво поглядел на два
Через несколько мгновений они покинули заведение и продолжили путь. Лазурная гамма сумерек ещё заигрывала с последними лучами солнца, а бесконечную улицу как ни в чем не бывало наполняли люди – и какие-то мутные бичи, и интуристы самых разных цветов кожи. Город будто бы не намеревался спать.
Улица вдруг какбы прервалась – ноги вынесли их к огроменному пространству. Справа раскинулся большой сквер с деревцами, а слева, через дорогу, почти такой же, только с памятником Пушкину по центру. С каждой стороны над пешеходными тротуарами высилось по одному столбу о дюжине круглых ламп на помпезных, изогнутых креплениях, словно гигантские люстры. «Да, — разглядывал он, — без этой широты представление о городе было бы неполным!». Юзернейм сбавил ход, смакуя всю здешнюю красоту да прихлёбывая латте, и спросил, нравится ли здесь Свете?
— Ну да! Вижу, и тебя впечатляет. Я-то привыкла просто.
И всё равно, неминуемо, вратами из двух импозантных и величественных домов, по сторонам сомкнулась и поглотила парочку в себя улица тверская. Юзернейм любил места, дышащие историей, кою он хоть и не знал, а верил, что нет-нет да всё-таки получает в зашифрованных объёмах по секретным и неведомым всуе каналам, чтоб оное обязательно приснилось и блеснуло увертюрами, пикантными подробностями и виньетками, да сладостно забылось по пробуждению. На этом отрезке превалировала невысокая и местами очень старинная архитектура.
Вскоре над небольшой площадью слева увиделась фигура богатыря на коне, а впереди уже прорисовывались пентакли на зелёных верхушках красных башенок. Светочка вдруг объявила:
— Осторожно, тут впереди здание телеграфа – на нём висит большое табло со временем.
Благодарно и горячо поцеловав информатора в щёчку, Юзернейм приготовился и был бдителен. Город, впрочем, расцветал многочисленными вывесками, на автомобилях зажигались фары, а тьма медленно спускалась сверху, и пытливый взгляд можно было затерять не только под ногами.
Истекала скоро и сама улица. Когда парочка подошла к завершающему её подземному переходу на углу, Юзернейм, столь очарованный фасадом известной гостиницы, заприметил изваяния фемин, удерживающих над головами балконы, и прошел полюбоваться дальше. Света тоже засмотрелась, и вдруг тихо проговорила:
— И как им не тяжело? Кажется, я чувствую всю тяжесть за них.
— Нет, Светочка, нет. Им не тяжело, а вам скоро обязательно станет лучше. Идёмте!
Подземный переход был довольно люден, так как объединялся ещё и со входом в метро, посему в нём было мерзко и душно. Впервые за день серьёзно прибавив шагу, они пересекли подземелье и поднялись к манежной площади. Здесь возлюбленные уже проезжали на велосипедах, но далее сворачивали к большому театру.
Юзернейм спрашивал ненаглядную о самочувствии, и она лепетала, что тяжёленько, но сейчас вот, по выходу обратно на свежий воздух, станет лучше, станет хорошо – она была уверена, а это был важный и позитивный момент. Они свернули к фонтанам до ближайшей скамейки, где он охотно развалился, а она приобняла его, расположившись полулёжа. Так прошло минут пятнадцать. Юзернейму уже почудилось, что ощущение интоксикации и тяжкого входа сильнейшим флешбеком окутало его самого, как вдруг также внезапно отпустило – и за всей мысленной тьмой обнажилась скалящаяся улыбка, такая уже родная и самая любимая. Его наполнила невыразимая глубочайшая нежность, этакая суперлюбовь к этому невероятно милому, пусть и инфернальному созданию. Они были вместе – разве ещё что-то на земле имело какое-то значение? Влюблённые встретились исполненными откровения глазами, блаженно улыбаясь. Сладко затянувшись в поцелуях, оба ощутили забивший ключик энергетического родничка, постепенно бивший всё сильнее, притворяясь гейзером, но в итоге лопнув и преодолев все дамбы и барьеры восприятия – парочка подпрыгнула со скамейки и продолжила путь! «Ах, Светочка, как же люблю я вас и эти ваши фокусы», — причитал он мысленно. Каждый шаг неимоверно ударял по асфальту и разливался мощнейшей пульсацией, шаг за шагом, взрыв за взрывом. Они направлялись к подножию громадного и пугающего в своей
Люди вокруг будто утратили свои лица и остались лишь заднеплановыми комками энергий, здесь же царило место, за привычным ореолом коего урождённой москвичке было непросто разглядеть хрупкую красоту подобострастного чувства, обезумевшей и кроткой набожности, заложенных здесь создателями с каждым камнем! А вот Юзернейм хорошо видел это, и без отвращения смотрел на иконы и золотые кресты у воскресенских ворот; а затем, пройдя в них, и на маленькую церкву слева, какбы скромно признающуюся в древнейшей, лютой и безудержной страсти этого народа к легальной и сладчайшей наркоте всея времён. Нет, это было даже не православие – здесь правил забытый, настоящий, исконно московский бог, в старости выпивавший брагу ещё с Иваном Грозным, а ныне обезумевший от того, как тут щёлкают ебальниками и айфонами толпы иностранцев, но смиренный и спокойный. Параллельно Йус удивлялся, что не этот народ начал первыми печатать на деньгах выражение "на бога уповаем", учитывая, что среди всего красочного и религиозного экстаза здесь расположился длинный ларец с мажорными бутиками и забегаловками, да и сама площадь исторически была рынком.
Красная площадь оказалась просторна ещё более, чем на картинках. Посетителей было немного. Сжавшиеся в замочек пальцы уже вымокли от пота, Света тихонько захихикала и выпустила его ладонь. Юзернейм утопал в заливающей его эйфории а также интенсивно проникался содержимым запечатлённого в вечности архива испытанных здесь вообще самых разных человеческих эмоций. Вдруг вдалеке раздался громкий, такой узнаваемый, но впервые сейчас услышанный им наяву звук – били куранты. Светочка негромко засмеялась, а Йус настолько был занят своими чувствами и вихрем различных мыслей, что и забыл о самой сути сигнализирующих часов! И количество раздавшихся уже ударов, ясен день, осталось неизвестным, а посему и весь посыл спасской башни был для него бестолковым. Света, впрочем, искренне желала любимому совершенной конфиденциальности и блаженного неведения, посему ещё некоторое время они слышали бой курантов, играющий по второму кругу. Фемина открыла бутылочку воды, коя теперь станет её неразлучной спутницей в ближайшие часы, и сделала маленький глоток. Парочка устремлённо уносилась от здания музея – архитектурного образца сиамских близнецов-красавцев, приглядывающих тут за всем вокруг. Юзернейм сознавал себя в те моменты каким-то неистовым, диким затейником, аристократом-хулиганом, будто бы в идеальном, новом, новейшем своём состоянии; озорно явившимся сейчас в самое сердце родной стороны, чтоб снять чекпоинт, отсканироваться, отразиться во всём здешнем золоте! «Вот я – нерадивый, плешивый, вечнопечальный сын твоих холодных краёв; и ты не гляди, что руки мои в крови – это кровь любви, ты знаешь, тебе известна суть всякой крови! Ибо так я любил, и буду любить! Я люблю и тебя, не смотря ни на что... О дьявол, Светочка, с кем это я сейчас говорю? И почему вдруг стало так пусто?»
Света громко захохотала, Йусернэйм резко оглянулся – площадь была пуста. Пропало и ощущение современной напускной и фальшивой важности, которую он так стремительно разрывал в своём беге, словно полувековую пыльную паутину – но осталось чувство глубинного, величественного значения. На тёмном небе сияли звёзды. Опустив взгляд, он вдруг обнаружил, что кремлёвские стены окрасились в белый, а вокруг него стоят дощатые торговые ряды, галдит базар, доносится запах овощей и фруктов, какой-то даже готовой похлёбки, а меж этим всем ходят неприкаянные полупрозрачные фигуры деревенских жителей. Послышался стук копыт – по месту, где будет построен универмаг, проскакали на лошадях мужчины в доспехах. Светочка потянула его идти дальше, и с ощущением какой-то поддельной гравитации они делали воздушные шаги, тяжело отбивающиеся, но легко подпрыгивающие от земли. Навстречу шагала элегантно одетая толпа – женщины в пышных бальных платьях и длиннополых шляпах, мужчины в парадных мундирах и со шпагами, за ними развернулась и удалилась вниз, мимо храма Василия Блаженного, карета. Люди прошли рядом, не обратив никакого внимания. Юзернейм же заметил, что универмаг отстроился обратно, видимо, в одну из своих ранних инкарнаций. Повернув голову направо, он увидел проползавший за скучающим базаром кортеж из чёрных, длинных горбатых автомобилей – их выдавали массивные хромированные решетки радиаторов и покрашенные в белый боковины шин. А на встречу им неслась запряженная тремя конями карета, украшенная золотым вензелем на дверце. Вокруг же прохаживались люди самых разных эпох, спокойно себе разговаривали и явно ничему не удивлялись. Света показала в небо – сияя огоньками, на посадку заходил белый самолётик. Йуса переполняли эмоции и очень смешное непонимание.