Погребальный поезд Хайле Селассие
Шрифт:
Робость его многих к нему располагала. Однажды, когда он был еще начинающим политиком, на него обратила внимание одна светская дама и пригласила провести вечер в ее особняке. Он пришел в официальном костюме — быть может, к удивлению некоторых своих хулителей. Руки он скромно держал на коленях, отказываясь от напитков и никотина, которые ему время от времени, обнося гостей, предлагали ливрейные лакеи. Если не считать пустых разговоров с различными светскими бездельниками, он весь вечер молчал, и только когда гости начали разъезжаться, встал у дверей и произнес прекрасную речь против еврейства, коммунизма, атеизма, лжи в прессе и вопиющей аморальности развлечений и искусства. Фривольный тон, пронизывавший все увеселения того вечера, можете быть уверены, сразу стал трезвее. На лицах,
Существует множество свидетельств тому, как скептики приходили к Вождю на групповые беседы смеху ради, а покидали их обращенными, новыми людьми.
Он никогда не теряется. Взойдя на трибуну, чтобы произнести панегирик Гинденбургу на похоронах этого великого человека, и открыв папку, он обнаружил, что какой-то небрежный служащий вместо его тщательно подобранных слов вложил туда, по всей видимости, финансовый отчет гауляйтера Веймара. Он заговорил ex tempore, [151] и никто из тысяч его слушателей ничего не заподозрил.
151
Импровизированно (лат.).
Он может держать руку в приветствии часами, инспектируя войска.
Здоровье его изумительно, и врачей он никогда не посещает — разве что обсудить здравие своей нации. Они с доктором обычно весело смеются. Немецкий народ так здоров — кому нужны врачи?
Он — человек образцовой терпимости. Когда заместитель однажды спросил его, привести ли французское искусство в соответствие с национал-социалистическими идеями, ответ его был таков:
— И думать не собираюсь о том, чтобы навязывать вкусы такому остроумному и умелому народу!
Парижскую Оперу он считает прекраснейшим зданием в мире. Ему нравятся современные формы трансокеанских пароходов и самолетов. На столе в Канцелярии ему приятно держать вазу с хризантемами, сверкающую в золотом свете, льющемся из окна.
Наш разум чутко отзывается на его мнения. Испания Франко спасет католический Запад, как она уже сделала во времена Филиппа II. Стойкость русского крестьянина можно определить по его хлебу. Психоанализ — еврейская мерзость, нагло пытающаяся выдать себя за науку. Итальянцы — романтичны и вычурны. Немецкий дух лучше всего был выражен Вагнером. Немцев характеризуют ответственность и бдительность, евреев — вероломство и притворство, русскую интеллигенцию — тупость и пресность, американцев — леность и глупость, англичан — заносчивость и мелкость, поляков — невежество и продажность.
Д-р Геббельс ловит каждое его слово. Геринг любит его как брата. Его верные сотрудники рады его присутствию.
Неправда, что его квадратные усики скопированы с Чаплина, или что митинги Партии заимствуют речевки и приветственные крики у американских футбольных матчей. Увлечения вождя — выходные дни в горах, фонографические пластинки, поездки на автомобиле, домашние кинофильмы и проектирование неоклассических зданий. Со всем вниманием слушая на совещаниях своих министров, одной рукой он выводит в блокноте триумфальные арки. У него хороший слух на могучую строку Гёте. Он любит собак.
Шпенглер замечает, что характерная особенность немцев — осознавать исторический момент, как раз когда он наступает. Именно так. Произносились ли слова истиннее? Сейчас, в октябре в воздухе разлито электрическое возбуждение, повсюду — какая-то сладость. Мы, как водится, — трезвый народ ученого склада, с нашими кнедлями, пивом и славной жирной кровяной колбасой, с нашими струнными ансамблями, которые даже в скромнейших деревеньках способны устраивать замечательные вечера музыки Брамса и Бетховена, с нашими несравненными школами и университетами, с нашей молодежью, такой сильной, здоровой и красивой. И все это — во имя цели, цели, цели, возможно величайшей из всего, что предпринималось с начала мира.
И где-то в этой сияющей осени, на извилистых дорогах, пылающих бронзовой и багряной листвой, везет нашего Вождя его гордый шофер-капрал. Он любит Германию и знает, что Германия любит его. Он останавливается поболтать с детишками, фермерами, заботливыми бабушками, заливающимися румянцем девицами, которых обязывает рожать крепких сыновей для Отечества.
Быть может, он остановился заглянуть к фрау Элсбет Ферстер-Ницше, чья страсть ко всему тевтонскому почти так же пламенна. Они сидят под осенними деревьями на прекрасном воздухе, с тарелочкой миндального печенья и бутылкой Selterwasser. [152] Знатная сестра промакивает глаза платком, вспоминая Фрица. Вождь сидит, удобно закинув ногу на ногу, — эту позу он позволяет себе только в присутствии друзей и равных. С женщинами обычно он робок (один проницательный писатель заметил, что жена его — трансцендентная идея Германии), но с сестрой Ницше он чувствует себя непринужденно.
152
Сельтерской воды (нем.).
Они ощущают, что дух Ницше — где-то рядом, и наперебой цитируют друг другу могучие афоризмы, которые фрау Ферстер-Ницше собрала в «Der Wille zur Macht». [153] Они знают эту работу наизусть. Те, кому посчастливилось наблюдать их вместе, утверждают, что голоса их сливаются в некую музыку. Благородные умы, благородные слова, благородные сердца! Однако эта идиллия для поэта, эта исторически важная для живописца жанровая сцена не просто возвышенна. Как и все цивилизованные люди, они обмениваются любезностями, и очаровательный смех Вождя напоминает веселые фразы из немецких народных танцев и сельских песен, которые переполненный радостью Бетховен не мог подавить даже в самых серьезных своих композициях.
153
«Воля к власти» (нем.).
Так не могли бы мы, донося сущность характера Вождя до детей и учащихся, постараться сохранить для них и волшебство этого осеннего дня, высочайшую серьезность беседы под деревьями, столь лирически прекрасными, да и саму живую человечность Вождя в момент, когда сестра Ницше пытается соблазнить его еще одним миндальным печеньицем?
МИСТЕР ЧЁРЧЪЯРД И ТРОЛЛЬ
(пер. М. Немцова)
Когда шахматная доска в кофейне казалась праздной уловкой, чтобы скоротать часы, когда выдыхалось очарование крепостных парапетов Кастелета, вдоль которых караулом вышагивали гвардейцы, боярышника и зеленоногих шотландских куропаток замка, когда слова артачились и не хотели ложиться на бумагу, книги отдавали затхлостью, а сплетенный воедино поток мысли завязывался узлами, мистер Чёрчъярд, [154] философ, брал коляску и ехал в Лес Троллей на долгую созерцательную прогулку.
154
Churchyard (англ.) —«церковный двор». Так же можно перевести с датского и фамилию датского религиозного мыслителя Серена Ааби Кьеркегора ( Kierkegaard,1813–1855).
Мужлан на козлах обычно лущил горох, извлекая стручки из шляпы.
— В Лес Троллей, — говорил мистер Чёрчъярд, натягивая потуже перчатки.
Балтийское небо с северогерманскими тучами.
Копенгаген громыхал перекатами бочек, визжал колесами тележек, ухал пакетботами: лютеранские духовые оркестры, лоточники с рыбой, лязг колоколов.
А бесстыжие пострелята орали ему вслед: Либо! Или! — и сестры грозили им пальцем: Смотри, повернется и цапнет!