Погружение

Аверин Евгений Анатольевич

— Прибьют?

— Пока нет, на всякий случай. У тебя еще статус не определен. Ты вроде, как часть этого озера и того мира.

Сняла кроссовки, пусть сохнут. Брюки бы еще поменять, но спортивные трико остались в рюкзаке. Их сейчас КГБ тщательно изучает, если нашли. Дед спрятал все вещи в тайник и чем-то присыпал. По примеру Ульриха улеглась на траву. Надо мной пролетают насекомые, как наши стрекозы, только хвостик мохнатый, как у шмеля.

— Я их слышу, — проронил Ульрих, — внимание к нам. Враждебного настроя нет, есть интерес. Особенно к тебе, Маша.

— Не пугай, и так страшно. Вся мокрая и грязная.

— Не переживай, — успокаивает

дед, — к этому отношение другое. Даже если бы голая была, ничего плохого. Что естественно, то не безобразно. А вот если бы как сейчас девки красятся, намазалась, то удивились бы и развеселились. Здесь раскраска имеет магическое значение и делается только для определенных обрядов специальными составами. И действует на определенные зоны и энергетические центры.

— Еще одно заимствование у местных? Как Вера Абрамовна говорит, карго-культ.

— Просвети.

— Это когда люди где-то видели действие или механизм, но не понимают их смысл, а просто копируют, как могут, да еще и в ритуал поклонения включают. Название произошло, когда американцы сбрасывали папуасам с самолетов гуманитарную помощь. И сильно удивились, когда обнаружили сплетенный из ивовых прутьев макет самолета, которому аборигены поклоняются, чтобы еще получить халявной еды.

— Мартышка и очки, по другому.

— Мартышка очкам не поклонялась. Вот если бы она сделала очки из проволоки и это назвала священным символом мудрости, и выдавались они только высшим церковным иерархам, вот тогда карго-культ.

— Так этих культов у нас сплошь и рядом. Что в религиях, что в традициях. Но не обязательно подсмотрели, чаще сами теряют смысл, передача знаний обрывается. Остается только ивовый макет.

— Когда-нибудь я изобрету науку, которая будет изучать такие макеты и по следам воссоздавать истинные вещи и технологии. Назову смыслологией. Буду смыслы восстанавливать.

Глава 19

— К нам идут, — подал голос Ульрих.

Еще никого на видно, но стражи засуетились. Над кромкой зарослей скользнули с десяток аппаратов, похожих на ладьи. Только сделаны из непонятного материала. Но не блестит, как металл. Опустились на траву метрах в трехстах от нас. Ладьи сверху открытые, но дверку открыли и и мостик скинули. Высыпала целая толпа. Сразу к нам никто не пошел, стали разворачивать шатры. Поставили два. Над каждым поднялся флаг.

К нам двинулись двенадцать человек. Среди них женщины в светлых платьях. Впереди старший, он и ростом побольше. Народ здесь в среднем выше нашего и крупнее. Старший скомандовал четверым. Стражи посмотрели на Сакса. Тот молча встал и пошел с ними.

— Дед, что сейчас будет?

— В порядок нас приведут. Мы — гости не простые. Не бойся.

Из двенадцати шестеро оказались девушками. Не толстые, но плотные, темноволосые, с бронзовой кожей. В светлых платьях с коротким рукавом. Подол ниже колена, но разрез по бокам до середины бедра. И в разрез видны легкие штанишки, заправленные в серые сапожки. На талии широкие пояса из кожи. За спиной торчат рукоятки ножей, по две у каждой. Хочу разглядеть, но пока возможности нет. На плечах и запястьях браслеты белого и желтого металлов. Красивая работа, неведомые звери и птицы обвивают руки. Шеи голые, только у одной тонкая цепочка с камушком. Они что-то ласково и успокаивающе курлыкали. Взяли меня под руки и повели к красному шатру. Я обернулась. Дед с кем-то оживленно беседовал, Ульрих смущен, но спокоен. И на него смотрят с уважением.

В шатре еще несколько девушек и ванна красноватого металла. Бронза? Подошла одна, заглянула в какой-то свиток: «Мы твая слуга твоя стража храна». И улыбнулась.

Ловкие руки стащили мокрые брюки и трусики, стянули майку. Все девушки разом отошли на шаг и уставились на меня, что-то курлыкая между собой. Потом склонили головы в коротком поклоне. Довольно бесцеремонно с их стороны, но никакой враждебности, зависти или вредности и я чувствую. Интерес сильный. Они увидели обнаженной ту, которой поручено прислуживать и охранять, рассмотрели, отдали дань уважения и показали, что принимают меня любой. В плохой одежде и совсем без нее.

Завели в ванну, но одной ей дело не кончилось. Сначала меня омыли везде, я только руки поднимала. Потом вышла, обсушили полотенцем размером с простыню. Уложили на помост, накрытый ковром и таким же полотенцем. Две девушки взялись за меня, тянули и мяли руки, ноги и спину, третья массировала голову и потягивала волосы. Остальные готовили следующую ванну.

Когда я почти уснула, разомлевшая, меня подняли и отнесли на руках. Вода с каким-то снадобьем, зеленая. И горячая. Меня поглаживают по плечам и что-то нашептывают. Тело будто растворилось. Хочется нырнуть с головой и полностью исчезнуть в зеленой неге. Но сделать это со смехом не дают, массируют голову.

Не выходя из ванны я принимаю чашу от старшей, которая с цепочкой. Выпиваю несколько глотков янтарной тягучей пряной жидкости. Сон слетел. Все стало четким и резким. Мне подают руки и я выхожу. Никакого расслабления не осталось. Меня смазывают маслом или кремом, который тут же впитывается.

Я стою на коврике. Передо мной зеркало в полный рост. С золотистым оттенком, отражение получается теплое, уютное. Девушки подносят платье. Матовый нежно-кремовый цвет. Почти белое. Ткань плотно, но очень мягко облегает тело. Его подгоняют тесемочками на плечах и бедрах. Рукава напускаются сверху на запястья. Воротник до середину шеи закругленной стоечкой нежно облегает шею. Сглотнула — нигде не стесняет. Но выгляжу вызывающе. Даже бугорки сосков хорошо видны. Красуюсь в таком виде не долго. На бедра ложится юбка — прямоугольный кусок вышитой золотом мягкой сиреневого цвета парчи, который застегивают на поясе и на середине бедра золотыми кольцами. Сверху надевают короткую куртку, немного ниже грудей. Такая у нас называется спенсер. Она из такой же ткани, как и юбка. Рукава шире, на три четверти. Воротник короткая стойка. Застегнутая, она облегает, но мне показали, что низ не принято застегивать. Так она подчеркивает талию.

Двое надевают сзади верхнюю одежду — узкий красной парчи халат. Его можно застегнуть только на талии, которую он и призван прикрыть. Но никак не тянет. Рукава короткие, почти их нет. Его застегивают и сверху надевают пояс из плоских золотых колец.

Мне показывают на выбор браслеты и кольца. Я отказываюсь, мало ли какие символы они обозначают. И вижу одобрение в глазах «храны». Пробую отказаться и от украшения на голову, но девушки начали жалобно и трогательно уговаривать. Отдалась в их власть. Волосы заплели в косу, конец ее закрепили серебряной трубочкой с красными камешками. А на голову надели легкий серебряный обруч с подвесками по вискам. На ноги — красные мягкие сапожки, чуть выше щиколотки.

В шатер забежала девушка, что-то передала. И меня повели наружу. Около ладьи уже ждал Егор Тимофеевич с Ульрихом и другими мужчинами. Они уже в местной одежде. Короткие сапоги, штаны, подпоясанная длинная рубаха из материала, похожего на шелк. Белые у обоих. У других мужчин одежды по более. Есть своеобразные кожаные куртки с наручами, есть вышитые кафтаны до колена. Понимаю, что одежду определяет положение.

— Какая ты красавица! — выдыхает Ульрих, — всегда тобой восхищался, но такого не ожидал.