Похищение Данаи

Гуляшки Андрей

Оборвался внезапно и шум по поводу убийств Чиветты и Пинелли.

Но от чьей руки они пали?

Кто оставил дверь музея открытой в ночь со среды на четверг?

И где находилась похищенная “Даная” все это время?

В субботу вечером все так же шёл дождь. Аввакум и Роберто Тоцци сидели в тихой траттории неподалёку от утратившей былую славу виа Аппиа Антика и негромко беседовали, время от времени посматривая на улицу — наверное, кого-то ждали. За окном стоял фонарь, зажигая холодным блеском капли дождя; освещённый им круг асфальта был бесконечно пустынным, будто находился на краю света.

— Я в уголовных делах ничего не понимаю, — говорил Аввакум Роберто Тоцци тем доверительным тоном, каким можно говорить только

в траттории и только за стаканом выдержанного вина. — Я даже обманул вас в тот вечер, когда говорил о своём приятеле — великом детективе! Ничего этого не было, мой дорогой друг! Я солгал вам, чтобы вынудить вас к доверию. Вы были так угнетены, что поверили бы любой, самой фантастической выдумке. Когда человеку скверно, он предрасположен к тому, чтобы поверить чему угодно, любой чепухе, если она указывает ему какой-то выход из тупика. Вы были сильно расстроены, мой друг, и потому поверили моей выдумке про великого детектива, и потому же дали мне архитектурно-инженерные планы музея. При другой обстановке вам это не могло бы и в голову придти, хотя мы друзья и нас связывает общая дружба с милой семьёй Ченчи. Вот как податлив на ложь человек, когда он душевно угнетён.

Но это неважно. Я хочу сказать, что не обязательно водить дружбу с великими детективами и заниматься криминалистикой, чтобы успешно справиться с простой загадкой уголовного порядка. По-моему, дорогой друг, любой человек может решить простую уголовную задачу, если природа одарила его двумя нужными качествами: во-первых, он должен понимать язык вещей, и во-вторых, улавливать связь между отдельными событиями, а также между ними и средой, в которой они совершаются. Например, выдающийся американский физик Роберт Вуд, не имея никакого отношения к уголовной практике, раскрыл одно из крупнейших преступлений начала века. Я говорю о взрыве, организованном в 20-х годах в Нью-Йорке, при котором погибло свыше ста ни в чём не повинных людей. Вуд понял, кто преступник, когда прочёл и дешифрировал язык куска металла, оставшегося от капсулы “адской машины”. Специалисты оказались бессильными и были в отчаянии, но он, любитель, сумел справиться с задачей!

Эта игра — отгадывание детективных головоломок — понравилась знаменитому физику, и позже он установил авторство ещё двух тяжёлых преступлений.

Нечего и говорить, что к услугам Вуда были помощники, совершенная по тому времени аппаратура физико-химических лабораторий и прочее. Но и сами преступления, как я уже сказал, были организованы умно и не без таланта.

Что же касается кражи в Боргезе, то я бы сказал, что это довольно простая афёра, которую политическая конъюнктура и цепь случайностей превратили в громкое дело. Компетентные люди считают, что кража картин не требует большого ума или воображения. Обычно воры подкупают кого-то из охраны и с помощью этих людей выносят “товар”; в редких случаях они проникают в музей, пользуясь потайным ходом, подвалом, дымовой трубой и так далее. Преступников трудно обнаружить не потому, что они умны или хитры, а потому, что приходится искать все звенья цепи, связывающей исполнителей и тех, на кого они работают, а эта цепь обычно длинная. В большинстве случаев у полиции нет досье на, похитителей; соответствующие власти не имеют данных об их отличительных признаках, и так далее, и потому поймать их трудно, а следовательно, трудно и выявить их связь с истинными виновниками, то есть, организаторами похищения. Кроме того, я слышал, да и газеты об этом писали, что подлинные вдохновители ограблений — боссы — обычно люди со связями в политических кругах, которые пользуются покровительством высших полицейских властей.

Должен вам сказать, друг мой, что хотя я никакой не специалист, мне удалось обнаружить серьёзные ошибки в работе инспектора Чиголы. Не сомневаюсь, что любой другой на моём месте, в том числе и вы, профессор, обнаружили бы эти ошибки, если бы могли спокойно и серьёзно рассмотреть все дело. По одним вопросам он проявил находчивость, по другим — невежество, вам не кажется? Например,

очень остроумен его вопрос к Луизе Ченчи — почему она направилась прямо к служебному входу, а не к сторожу, у которого должен быть ключ. Здесь Чигола проявил профессиональный нюх, как и в самом начале следствия, когда усомнился в правдивости Ливио Перетти. Он как бы чувствовал, что Перетти провёл ночь со среды на четверг в музее; я говорю “чувствовал”, потому что сомнение иногда приходит по пути эмоций, а не на основе доводов рассудка и фактов.

Но Чигола, как я уже сказал, допустил серьёзные промахи; один из них оказался решающим, можно сказать, роковым, но об этом позже. Например, Федериго заявил, что в час ночи служебный вход был закрыт и всё выглядело как обычно; Чигола не догадался спросить сторожа, что значит “закрыт”; дверь могла быть закрыта, но не заперта. Была ли она заперта? Это очень важно. Луиза Ченчи утверждает, что захлопнула за собой дверь, но не заперла её. Если допустить, что дверь к часу ночи была заперта , то отсюда вытекает, что после Луизы кто-то ещё вышел служебным входом и именно этот “кто-то” запер дверь. Кто же? Марио Чиветта? Но у Марио Чиветты не было ключа, если верить старику Монтано. Следовательно, кроме Ливио Перетти в музее скрывалось ещё одно лицо, которое имело ключ от служебного входа. Вот какие вопросы ставит перед нами “закрытая” дверь! Если она была просто захлопнута, следствие должно пойти одним путём, а если и закрыта, и заперта — совсем другим путём. Говорят, что для хорошего следователя и для хорошего психолога в каждом слове существует несколько окошек. Хороший следователь и хороший психолог должны заглядывать в каждое из них, чтобы установить, что именно кроется за определённым сочетанием букв.

Чигола проявил непонятное безразличие к истории головной боли и припадка сонливости у Федериго. Как же так ночного сторожа внезапно одолевает сон, да не когда-нибудь, а именно во время дежурства! Уже само по себе это обстоятельство вызывает сомнения. Федериго считает, что во всём виновато вино, которым угостил его Карло Колонна. Что это за вино? Откуда Колонна получил его? Если сама бутылка исчезла, анализ все же обнаружил бы хоть какой-нибудь осадок в крови; здесь медицинская экспертиза могла бы оказать следователю большую помощь.

Как бы там ни было, в результате допросов и наличных обстоятельств в поле зрения Чиголы оказалось четверо незваных ночных гостей Боргезе: Ливио Перетти, Луиза Ченчи, Марио Чиветта и Энрико Пинелли. Поскольку двое последних — Чиветта и Пинелли — были убиты, Чигола отдал бы под суд остальных, Луизу и Ливио. Смерть Чиветты и Пинелли он приписал бы сведению счётов между двумя бандами — мало ли таких случаев знает уголовная практика! А когда бандиты сводят счёты между собой, полиция не вмешивается. Оба убийства сдали бы в архив, а Луиза Ченчи и Ливио Перетти предстали бы перед судом.

Большая ошибка Чиголы, роковая, как я сказал, не имеет связи с каким-либо конкретным моментом следствия. Эта ошибка в том, что следователь не понял характера преступления; как теперь модно говорить, не сумел создать его правильную концепцию. Чиголе похищение картины в Боргезе представлялось обыкновенной кражей. Единственное, что его смущало, — короткий срок, отпущенный для следствия. Он по просил журналистов потерпеть до полудня субботы. Газеты так и писали: в субботу Чигола вручит прокурору дела на похитителей “Данаи”.

Он даже не задумался над таким простым фактом: почему от него потребовали закончить следствие обязательно до полудня субботы? Потому, что в воскресенье были выборы? Хорошо, но какое отношение может иметь похищение “Данаи” к выборам римского мэра?

К этому, основному, я бы сказал, “постановом ному” вопросу Чигола не пришёл. Преступление носило яркую политическую окраску, а он подошёл к нему как к вульгарной краже. И в результате невинных объявили виновными, а виновные разгуливали по Риму, потирая руки в ожидании провала Пьетро Фальконе на вы борах.