Похищение Данаи
Шрифт:
Роберто Тоцци сдержал своё слово и позвонил Аввакуму. О был очень удивлён, когда Виттория Ченчи сообщила ему, что её квартирант рано утром уехал в Санта-Анну.
— В Санта-Анну? — переспросил профессор.
Виттория ответила, что да и что Аввакум просил напомнить синьору Тоцци: он будет ждать его к обеду в ресторане “Лавароне”.
Аввакум предложил Роберто Тоцци сесть в малой ротонде ресторана; застеклённая дверь отделяла её от летнего сада, и в холодное время года зал пустовал. Здесь было тихо и уютно. По широким стёклам двери стекали струйки воды, и казалось, что каштаны в саду окутаны
Когда принесли десерт и кофе, Аввакум закурил трубку и попросил профессора рассказать, как прошло утро в музее. Показания Ливио рассмешили его, а заявление Луизы об их помолвке заставило поморщиться. Должно быть, он встревожился за её будущее, потому что стал каким-то рассеянным и долго смотрел на причудливые клубы дыма, поплывшие над столом. Роберто Тоцци решил, что происшествие с “Данаей” успело надоесть его собеседнику. Всё-таки он чужак, человек посторонний, и кража картины в музее Боргезе никоим образом его не касается. Профессор в свою очередь погрузился в размышления и вздрогнул, когда Аввакум с внезапной энергией попросил его ещё раз повторить, какими словами описал Чигола рану Энрико Пинелли: “удар кастетом по лбу, между бровями”.
Наверное, Аввакум решил не обращать внимания на известие о помолвке Луизы; и Роберто Тоцци подумал: “В конце концов, молодые люди сами во всём разберутся! Кроме любви, в жизни есть другие важные вопросы!”
То ли на него подействовал бокал вина, выпитый за обедом, то ли унылый дождь наводил тоску, но директор задумался об этих других вопросах и снова вздрогнул, когда Аввакум спросил его, согласен ли он сопровождать его к Пьетро Фальконе.
— К Пьетро Фальконе? — Тоцци не поверил своим ушам.
— Ну да! — ответил Аввакум. — Вашему коллеге и другу и моему доброму знакомому.
— Коллеге… пожалуй! — неопределённо улыбнулся профессор. Намёк на близкие отношения с известным человеком был ему приятен и в то же время немного пугал. — Мы с ним вместе получили звание, но Фальконе ушёл в политику, а я остался с моими книгами. Мне политика чужда… Да и политике не нужны такие люди, как я…
— Ну, возобновить знакомство никогда не поздно! — улыбнулся Аввакум.
Разговор принимал нежелательное направление и следовало немедленно переменить тему, для чего Роберто Тоцци сказал:
— Видите ли, синьор, если вам не назначили времени, Фальконе вас не примет. Вы знаете, что сейчас творится вокруг него? Послезавтра выборы, вы забыли?
— Друг мой, — ласково улыбнулся Аввакум, — все давно организовано, до мельчайших подробностей. Я попросил синьору Витторию устроить мне свидание с Фальконе, и она прекрасно справилась со своей задачей. Пьетро Фальконе — обладатель самого полного и богатого каталога по этрусскому искусству, в частности, по этрусской керамике, а вы знаете, как интересует меня этот вопрос! Послезавтра я уезжаю на юг Италии и поэтому хочу попросить у него позволения хотя бы час порыться в его библиотеке!
— Вы едете на юг? — переспросил Роберто Тоцци без особой радости. Потом он посмотрел на стеклянную дверь и вздохнул.
— Я слишком задержался в Риме! — заявил Аввакум.
— А украденная “Даная”? Вы же хотели помочь!
— Разумеется, дорогой друг, — засмеялся Аввакум, и в голосе его было обещание. — Неужели вы думаете, что я откажусь? Напрасно!
— Если бы я не думал, что вы хороший человек, то решил бы, что вы разыгрываете со мной скверную шутку! — сказал Тоцци.
— И
— Боже мой! — Директор внимательно вгляделся в его лицо. — Если бы я не знал, что вы археолог и искусствовед, то принял бы вас за военного!
— Вы мне льстите, — отозвался Аввакум. — Вы даже не подозреваете, как высоко я уважаю мастеров игры, ставкой в которой служит жизнь!
— Ох, увольте! — взмолился Роберто Тоцци, отец которого был убит на Восточном фронте во второй мировой войне, а дед сложил голову где-то в Галиции в первой мировой войне. — Я вас спросил о “Данае”, — снова вернулся он к своим тревогам, — а вы развиваете мне мысли о войне и военном искусстве! Не хочу вас огорчать, но мне кажется, что для вас похищение “Данаи” — не более, чем забавное происшествие!
Аввакум развёл руками.
— Помоги вам святая Анна и святая Цецилия! Что вы говорите! О каком забавном происшествии может идти речь, когда на сцену уже выплыли два трупа! Неужели мы будем ждать третьего?
Невозможно было понять, серьёзно он говорит или шутит, и потому Роберто Тоцци ничего не ответил.
— Не пора ли нам? — заметил он.
— Да, пора! Нам нужно к Пьетро Фальконе! — решительно сказал Аввакум.
Пьетро Фальконе жил на виа Монсеррато под самой крышей старого семиэтажного дома. Трехкомнатная квартира на чердаке была битком набита книгами, альманахами, каталогами, папками с репродукциями, и для широкого письменного стола и нескольких кресел — стиль рококо, период расцвета — почти не оставалось места. В одной из комнат, сводчатое окошко которой выходило на левый берег Тибра, между шкафов с трудом втиснулся ампирный диванчик чёрного дерева. Здесь спал хозяин. Кабинетом ему служила круглая комната; шкафы разрезали её на перпендикулярные прямоугольники. В среднем из этих прямоугольников и стоял крытый алым сукном письменный стол хозяина, рядом с ним красовался грубый монастырский стул; как нищенствующий монах рядом с маркизом, наряжённым в бархатные штаны и атласные жилеты.
У дверей квартиры стояли два плечистых парня с тяжёлыми палками в руках. Они были предупреждены о приходе посетителей, и всё же внимательно осмотрели гостей, особенно Аввакума, который чем-то вызвал их подозрения, — наверное, своим длинным просторным пальто.
Сам же Пьетро Фальконе встретил своих гостей сердечно, как самых близких друзей, предложил им сигарет и коньяку, но тут же предупредил, что в этот день ему предстоит побывать ещё на трех предвыборных встречах и его время крайне ограниченно.
— А вы не боитесь сидеть дома один? — полюбопытствовал Аввакум. — Что, если сюда ворвутся фашиствующие молодчики?
Фальконе улыбнулся.
— Это исключается! — заявил он. — Наша рабочая милиция дежурит круглые сутки. Десять человек сидят в кондитерской по ту сторону улицы. На лестнице попарно дежурят четверо сильных парней, готовых на все. А наш квартальный клуб всего в сотне шагов!
— Будем надеяться, что эти меры достаточны, — неопределённо покачал головой Аввакум. Потом он посмотрел прямо в глаза Фальконе и непонятно почему улыбнулся загадочно и хитро, даже немного вызывающе. — Знаете, — сказал он, — между прочим, я хотел рассказать вам кое-что и по вопросу, о котором вам писал. Речь идёт о фракийских рисунках IV в. до н.э., помните? Сейчас я могу утверждать, что некоторые элементы этих рисунков обладают поразительным сходством с этрусскими рисунками той же эпохи!