Похищение Европы
Шрифт:
— Хм… — Зорин хитро прищурился. — Не знаю, не знаю. У меня такое предчувствие, что на этот раз господин Белов будет нюхать мой выхлоп — вот так, вот так! — Он шумно втянул носом воздух.
— Виктор Петрович! — насторожился Хайловский. — Вы обещали! Смотрите, никакого криминала!
— Может, ты меня еще поучишь ширинку застегивать? — Обманчиво-ласковая интонация Зорина таила в себе угрозу. Хайловского даже передернуло. — Не дрейфь, все цивилизованно! Комар
Глебушка нервно поправил очки, сползающие с бесформенного, похожего на обмылок носа и стал смотреть в окно.
— А все-таки зря я еду! — сказал Зорин. — Надо было послать водки этим туземцам, и все!
— Рано, Виктор Петрович, — не оборачиваясь, ответил Хайловский. — За полгода забудут. Надо поближе к выборам. Примерно за неделю. Чтобы пили, а на избирательном участке похмелялись. Вот тогда…
— Водка никогда не подведет, — заключил Зорин.
Он был доволен. Последнее слово осталось за ним.
Через пару минут вдоль дороги замелькали покосившиеся столбы. Между столбами в четыре ряда была натянута колючая проволока. Они подъезжали к аэродрому.
Зорин не зря говорил про водку: народы Севера перед ней беззащитны. Их организм не вырабатывает нужный фермент, поэтому необратимое привыкание происходит после первого же стакана.
Но он даже представить себе не мог, что цена губернаторского кресла окажется совсем другой. Гораздо более высокой.
Белов объявил подъем обитателям митрофановского дома ровно в шесть утра. Ни у кого не вызвало удивления, что шеф в столь ранний час уже на ногах. Это было совершенно нормально, учитывая его беспокойный характер.
Саша не стал никому рассказывать о своих ночных бдениях — решил отложить это до возвращения в город. Он деликатно постучал в дверь Любочки, растолкал Злобина, подмигнул Ватсону (доктор проснулся от скрипа открываемой двери) и долго пытался привести в чувство Лукина, который никак не хотел принимать вертикальное положение.
Федор мотивировал это тем, что злобный Ватсон скормил ему целую упаковку снотворного, даже не дав как следует запить. Станислав Маркович пожал плечами и снял пробку с графина.
Услышав мелодичный звон стекла, Лукин приоткрыл заплывший глаз:
— Ты что собираешься делать, иудей?
— Окропить православного святой водой, — бесстрастно ответил тот.
— Хорошо хоть — не распять, — пробурчал Федор и сел на краю кровати.
Выглядел он неважно. Белов посмотрел на его опухшее и местами посиневшее (благодаря заботам бойцов Князя) лицо и решил Федора с собой не брать.
— Я сильно опасаюсь за психическое здоровье оленей, — сказал Саша и велел Лукину оставаться в городе, стеречь особняк и руководить рабочими.
Федор согласился, но без особой радости: провести еще один день без верных друзей, в опасном соседстве с призраком ему не очень-то хотелось.
Ватсон заметил, что призраки — такие же люди, как и все, только работающие в ночную смену.
— Должен же он когда-то спать, — мудро заметил доктор. — Если не будешь шуметь, то он и не проснется.
Федор был вынужден признать, что в словах Ватсона есть резон, и пообещал к возвращению команды приготовить какой-то совершенно уникальный плов.
— Самый лучший плов готовится на открытом огне, — заявил он. — Я поставлю медный казан на кирпичи, разведу огонь, нарежу морковь, лук и баранину, обжарю все это…
— Ты просто не хочешь сидеть в доме, — догадался Ватсон. — Хорошо. Сделай плов. Только ты его действительно сделай, а не чеши языком понапрасну.
Лукин, обиженный, насупился.
Белов оставил друзей за привычной беззлобной перебранкой и пошел в спальню Лайзы.
Девушка спала, уютно свернувшись калачиком. Саша нагнулся и осторожно поцеловал ее в плечо. Лайза улыбнулась — еще во сне — и сладко потянулась, выставив из-под покрывала миниатюрные ступни с обворожительными пальчиками.
— Я медленно высвобождаюсь из объятий Морфея, — промурлыкала она.
— Он — единственный мужчина, к которому я тебя не ревную, — сказал Белов и поцеловал ее в чистый высокий лоб.
Лайза по утрам запрещала целовать себя в губы: боялась, что ночной запах изо рта отпугнет Александра. Для Белова она всегда была прекрасной — и днем, и ночью, и по утрам, — но разве можно не потакать маленьким женским слабостям? Он не приветствовал хитрости, не любил глупости и ненавидел подлости, но потакал слабостям, любил шалости и обожал прелести.
— С добрым утром, любимая!
Лайза откинула покрывало; тонкая ночная рубашка задралась, обнажив темный ежик коротко стриженных волос.
— Что с тобой творится? — задумчиво сказал Белов.
Лайза насторожилась.
— О чем ты?
— Ты ложилась спать красивой, а проснулась — прекрасной! Маленькое чудо, которое происходит ежедневно. И оно мне так нравится!
Девушка встала с кровати и подошла к зеркалу.
— Если ты имеешь в виду стоящие дыбом волосы и мешки под глазами, то это скорее не чудо, а кошмар! Не пойму, что здесь может нравиться?! — воскликнула она в притворном ужасе.