Похищение из сераля
Шрифт:
— Есть у меня вариант с мотором, и он куда практичнее обычного параплана….
— Так вот чем Вы с принцессой занимались! – не слушал его Альбер. – Обучали ее летать! С ума сойти: в Османской-то империи… А султан об этом знал?
— Знал и втайне приветствовал. Потому что сознавал: летающая внучка обязательно поднимет его вес в глазах всех правителей мира. Да и свой народ преисполнится восторгом. Очень мудрый правитель у османов, дай бог ему здоровья.
Утром 1 мая все шло по плану: солнце и ветерок были безукоризненны, Фатьма сияла улыбкой до ушей, Альбер с ней успешно соперничал, а Макс вел лимузин на взлетную поляну давно наезженной дорогой. Первым делом провели фотосессию: крупные планы Фатьмы и Городецкого (в том числе вместе), потом
Вдруг Фатьма ловко извернулась на общем продолговатом сиденье, оказалась лицом к Максу, обняла его и стала целовать в глаза, щеки и губы, пришептывая:
— Мон шер, здесь мы совсем одни и я могу, наконец, излить на Вас свои чувства – Вы обещали.
— Ваше сиятельство! Мы только что чудом не упали с высоты. Параплан не место для ласк!
— Это единственное место, где Вы от меня не можете ускользнуть, – возразила Фатьма и впилась в губы уже страстно и надолго. В паху Макса против его воли началось шевеление "мужского достоинства", что принцесса тотчас ощутила и обрадовалась:
— Вы не так равнодушны ко мне оказывается! Я сейчас "ему" помогу!
И она шустро стала извлекать "его" из комбинезона Макса.
— Фатьма! – резко сказал Максим. – Я против этого!
— Я Вам не верю, мон фил! А верю только Вашему естеству, которое стремится соединиться со мной. Прошу Вас, не противьтесь природе.
— Что Вы делаете, принцесса? Вы потом пожалеете!
— Ни за что! Этот сценарий я выпестовала долгими ночами, когда мечтала о Вас в своей спальне.
Тут Фатьма подтянулась на его шее и ловко опустилась на бодрый, независимый от воли Макса "аргумент". Кровь в нем взыграла уже в полную силу, и он придушил голос совести. Девушка вдруг тоненько вскрикнула, приподнялась на миг на его шее, но тотчас вернулась к яростным тазовым движениям. Волна сладострастия стала подбираться к голове и чреслам Макса, он взялся ее гнать, но долго сдерживать не смог, пережил известный всплеск эмоций и стал понемногу сникать.
— Я ощутила, как ты меня оросил! – возрадовалась опять принцесса. – Аллах, дай мне зачать ребенка от любимого мужчины! Мы сейчас так близко к тебе!
— Он ведь услышит, – вяло сказал Максим. – Будете потом растить безотцовщину…
— Надеюсь, он не допустит этого. Да и Вы слишком благородны, чтобы покинуть в беде любящую Вас девушку.
— Мене, текел, фарес, – пробормотал по-русски знаток истории Городецкий. – Что означает: взвешен и признан легким….
— Что Вы сказали? Я не поняла….
— Я сказал: приготовьтесь к спуску, Фатьма-ханум. Развернитесь обратно.
— Слушаю и повинуюсь, мой повелитель. Вот только засуну на место Ваш писун.
Глава сорок девятая. То самое похищение
В середине августа 1908 г. Максим Городецкий блаженствовал в Вене в кругу своих друзей и подруг. Агата, впрочем, была на 8 месяце беременности и компанию им составить не могла, а Саша набегал эпизодически. Зато Элиза, Каролина, Анна и даже София наперебой старались скрасить холостяцкую жизнь симпатичного и уже широко известного в светских кругах мужчины. При этом более известен он теперь был в качестве сына русского князя Голицына, который соизволил приехать в Вену для знакомства со своим популярным отпрыском вживую.
— Как так? – спросит критически настроенный читатель. – Почему князь купился на эту байку?
Случай, тот самый случай, который любит играть судьбами людей. Между 30 и 40 годами князь Голицын любил (как и многие
— Одно лицо! Вы чрезвычайно похожи на свою матушку!
В Вене он ходил за Максом как привязанный, восхищался его высказываниями по тому или другому поводу, сыпал комплиментами его знакомым дамам и говорил наедине:
— Ты пошел куда дальше меня! У меня в любовницах были гризетки, а у тебя такие цацы! Сплошь аристократки!
Перед расставанием они оба побывали в русском посольстве, где Макс написал прошение на право носить фамилию Голицын, князь поставил на нем свою подпись в знак согласия, а посольский нотариус это прошение заверил. После этого Городецкому была выдана справка о том, что он имеет право называть себя "господином Голицыным". Могли выдать и паспорт, но он благоразумно отказался переходить в подданство Российской империи.
Вдруг европейские газеты опубликовали известие о вооруженном бунте, произошедшем в Стамбуле. При этом одни писали, что это восстала армейская часть, другие – что городская беднота, а третьи основную роль приписывали флоту. Новости оттуда менялись с калейдоскопической быстротой и пестрили противоречиями (то будто бы город полностью в руках восставших, то наоборот, контролируется войсками, верными султану), одно было ясно: населению там приходится хреново. Городецкий оказался в растерянности, но принял Соломоново решение: подождать, когда наступит ясность. Но тут на его имя поступила телеграмма от Фатьмы: "Милый! Спаси нас с маленьким!". Он тотчас использовал свои связи, достал билет на ближайший поезд, идущий в Варну (временный конечный пункт Восточного экспресса), упаковал в багаж моторный параплан и несколько канистр под бензин и отбыл из Вены.
Через десяток часов он сошел в портовой столице Болгарии, но подсуетившись (с использованием своего знания болгарского языка и двух десятков лев), через пару часов приехал на местном поезде в Бургас, расположенный в 200 км от Стамбула, – на чем решил и остановиться. Железнодорожный вокзал Бургаса находится в непосредственной близости от моря и от морского порта, а день клонился к вечеру, что Макса очень устроило. Походив туда-сюда, он нашел автозаправочную станцию, залил в свои канистры бензин и доставил их с помощью могучего паренька на берег моря. Здесь он перекусил всухомятку запасенными в Вене продуктами, посмотрел еще раз на карту побережья, надел на руку компас со светящейся стрелкой, расстелил полотнище параплана, смонтировал салазки и мотор с винтом, закрепил канистры в специальных гнездах, уселся на свое место и включил мотор – наплевав на категорический запрет на полеты в ночное время. Параплан вздыбился за спиной и потянул его ввысь, в еще полуосвещенное небо.
Ветер, как и должно было быть в летнее время года, был юго-западным и в связи с ночным временем слабым. Макс летел на юго-восток, придерживаясь кромки берега и моря. Впрочем, через пару часов она стала практически неразличима, и он доверился компасу. Еще через 3 часа (шел второй час ночи) впереди стали различимы цепочки огоньков, характерные для улиц большого города. Макс стал снижаться, покружил и кое-как различил все-таки Босфор и Золотой Рог. Стали доноситься и редкие звуки в виде стрельбы: то там, то здесь. Он направил параплан от устья Золотого Рога по Босфору и, пролетев над Длмабахче, выключил мотор. Здесь он стал планировать, снижаясь, опознал озеро (на западном берегу которого построен Йылдыз) и увидел, наконец, сам дворец. В его районе стрельбы не было. Макс мостился, мостился, осторожничая, но, наконец, коснулся ногами черепичной пологой крыши дворца, погасил купол и стал его сворачивать.