Похищение on-line
Шрифт:
– Алис, мне это не нравится. И потом, слово ты выбрала неподходящее. Что значит, отберут, так говоришь, как будто помидоры на рынке покупаешь.
– Глеб, всех отбирают, – засмеялась Алиса. – Из песни слов не выкинешь.
– Когда кастинг?
– Точно нам не сказали, думаю, через пару дней.
Все эти кастинги, отборы и прочие мероприятия начались у Алиски с Нового года. Она ходит в школу актерского мастерства, мечтает стать актрисой, и как следствие – я называю это побочным действием – некоторых учащихся время от времени отбирают для всяких там реклам. Ну вот, теперь сам сказал «отбирают». Хотя
– Глеб, почему молчишь?
– Да так, размышляю, – уклончиво ответил я, отвернувшись. Стало немного стыдно за свой эгоизм, но поделать с собой ничего не могу: ревную Алиску жутко. А теперь, узнав о предстоящем кастинге, накручу себя до предела.
– Ты сегодня свободен, может, в кино сходим?
– Пошли. Подожди, сегодня среда? Алис, не получится в кино.
– Опять к Иннокентию идёшь?
Я посмотрел на часы и стал прикидывать.
– Он меня в библиотеку отправил, она работает до девяти. В принципе на шестичасовой сеанс мы успеем, а потом я в темпе…
– В темпе не годится, Глеб, ты ничего не успеешь сделать. Ладно, в кино в другой раз сходим.
И такая свистопляска у нас уже на протяжении трёх последних месяцев: то Алиска занята, то у меня вырваться не получается. Сам я сейчас работаю у одного старикана, помогаю ему в написании книги. Помогаю – громко сказано, так, служу мальчиком на побегушках. За всю свою жизнь Иннокентий Иванович написал три книги. Несмотря на то, что последняя вышла в свет в конце семидесятых годов прошлого века, старик причислял себя к маститым писателям. Был членом союза писателей, имел какие-то награды и ни разу не смог внятно ответить мне на вопрос: чем занимался на протяжении последних десятилетий, после выхода третьей книги. Работал, туманно отвечал Иннокентий Иванович, поправляя на толстом носу очки. К слову сказать, три его изданные книги, мне пришлось их прочитать по просьбе писателя, навевали такую скуку, что я отключался буквально через две страницы. Писал Иннокентий Иванович о партии, о коммунистической молодёжи, о том, как эта молодёжь под чутким руководством партии борется за досрочное выполнение сталинской послевоенной пятилетки; как готовятся к съездам; как гордятся новыми достижениями на культурной и хозяйственной ниве.
И вот теперь, не бравшись за перо почти сорок лет, Иннокентий Иванович решил написать историко-приключенческий роман, жанр – на стыке художественной и исторической литературы.
Пишет он уже почти год, пишет тяжело, натужно. Десять листов напишет, исправит, потом семь из них отправляет в корзину.
Компьютер Иннокентий Иванович не признаёт, а печатать на печатной машинке не может из-за болей в суставах. Свои мысли выливает на бумагу, держа в руке шариковую ручку, а уже потом, когда пять-десять листов исписаны его неразборчивыми каракулями, за дело берусь я. Сижу в отдельной комнатке его огромной квартиры, с трудом разбираю каракули старика и набираю текст на ноуте. Затем печатаю на принтере и отдаю Иннокентию на проверку. Часто он гоняет меня по городу: то в одну библиотеку смотайся, то в другую, найди то, привези это. Иногда я ищу необходимые ему книги или справочные материалы неделями. Но есть у моей работы и положительные стороны: Иннокентий Иванович очень щедрый человек,
…Телефонный звонок настиг нас на выходе из парка. Звонила Люська. Сказав, чтобы мы возвращались домой, она сразу отсоединилась.
– Что-то случилось, Глеб?
– А ты Люську не знаешь, у неё каждый день ЧП. Пошли, посмотрим, что на этот раз.
В подъезде мы столкнулись с Димоном.
– Я больше часа её в кафе прождал, а теперь она позвонила и попросила срочно прийти.
– Сейчас узнаем, на какой пожар она нас позвала.
– Глебыч, сплюнь.
– Да ладно, Димон, Люська есть Люська.
***
На кухне мы увидели незнакомого парня. Люська представила нас друг другу и сообщила, что Вадима похитили неизвестные. Серьёзное заявление.
Вадим попросил помочь ему отыскать гостиницу, в которой по его словам остановилась их группа.
– Сядь, – попросил его Димон. – Не суетись, мы тебе поможем, всё выясним, только сперва нам самим надо разобраться.
– В чём?
– Ты живешь в Париже, так?
– Я уже говорил.
– И в Москву приехал с группой на экскурсию?
– Ну да.
– Тогда вопрос такой: откуда ты знаешь русский язык? Говоришь ведь без малейшего акцента.
– Я родился в России. До семи лет мы с мамой жили в Санкт-Петербурге.
– А отец у тебя был? – спросила Алиса.
– Он погиб, через два года после моего рождения.
– Извини.
– Ничего страшного. Мама вышла замуж за француза Жака Дюмериля, и мы уехали в Париж. Жак меня усыновил, и, – Вадим отвернулся к окну, сжав кулаки.
– В итоге твой отчим оказался поддонком, да?
– Не смей так говорить, – Вадим посмотрел на Люську с неприязнью. – Жак был хорошим человеком. Те пять лет, что мы прожили в Париже, были сказочными.
– Тогда что произошло?
– Два года назад сказка закончилась. Родители погибли в автокатастрофе.
В кухне повисла пауза. Я похлопал Вадима по плечу.
– Не раскисай, старик.
Не глядя на меня, Вадим продолжил говорить:
– Я оказался в интернате. Знаете, что это такое?
– Догадываемся, – кивнула Алиса.
– Сомневаюсь. Это надо прочувствовать на собственном опыте, пропустить через себя. Первые полгода я вообще ни с кем не разговаривал, врачи думали, проблемы с психикой, начали таблетками пичкать.
– От них крыша быстрее съедет, – сказал Димон.
– Со временем пришёл в себя, но к интернатской жизни не привык. Нет, в нашем интернате живётся неплохо, учителя, воспитатели люди хорошие. Но, понимаете… как бы это сказать.
– Не надо ничего говорить, – перебила Вадима Алиса. – Всё и так ясно.
– Вадим, ты про поездку в Москву расскажи.
– Рассказывать по большому счёту нечего. На десять дней мы с нашим воспитателем Катрин Бланшар приехали сюда на экскурсию.
– Мы, это кто?
– Ребята из моей группы.
– И много вас?
– Девятнадцать человек.
– Надолго приехали?
– В том-то и дело, завтра должны возвращаться в Париж.
– Тогда тебе повезло, что Люська вызволила тебя из той квартиры сегодня.
– Да, но мне необходимо связаться с мадам Бланшар.