Похищение продавца приключений
Шрифт:
ГЛАВА VI
Члены экипажа, как и положено в таких случаях, приготовились впасть в отчаяние, но их удержал командир:
– Не спешите! У нас еще в запасе остался самый надежный способ, который направит нас на верный след. Сейчас мы проверим вашу па-мять: все ли вы забыли за эти двадцать лет? «Итак, куда следует случайно завернуть, чтобы узнать все, что нужно? – спросил он лукаво.
– В какую-нибудь таверну! Где собираются авантюристы со всего света и прочий подозрительный
Глядя на них, повеселел и новичок-сыщик.
– Верно, – подтвердил командир. – Сейчас мы посмотрим на карте: нет ли поблизости какой-нибудь придорожной таверны… О, всего в парсеке от нас «Тихая гавань». Юнга, вам о чем-нибудь говорит это название?
– И еще как! Именно там водитель грузовика, сам того не зная, подсказал нам, где пираты прячут Марину, – ответил юнга. – Только, увы, все это уже в прошлом. Нет больше таверн, как и постоялых дворов и шумных трактиров. Теперь везде придорожные кафе, бары и мотели, – деликатно сообщил Саня, который все эти годы бороздил Вселенную, будучи капитаном Петровым.
– Может, все это и стряслось с остальными тавернами. Но «Тихая гавань», где хозяином мой друг Христофор, не могла отказаться от своего истинного назначения. Христофор этого не допустит, – возразил великий астронавт.
На этот раз перелет прошел без всяких происшествий, которые обходили «Сестрицу» стороной или совершались где-то чуть поодаль, догадываясь, что ее отважному экипажу сейчас не до них. И потому великий астронавт и его друзья через несколько дней благополучно прибыли в назначенный пункт.
– Вот уж нам обрадуется старина Христофор, – сказал Аскольд Витальевич, сам радуясь предстоящей встрече. – Юнга, вы, конечно, помните якобы одноногого Христофора, хозяина таверны?
– А как же! И его и попугая, который всем говорил: «Я крррасивый», – подтвердил Саня.
Они жадно приникли к иллюминаторам и… не узнали здешних мест. Да, посреди черной бездны, как и двадцать лет назад, висел дом. Он тоже сверкал огнями, и сквозь его стены тоже доносилась музыка. Только таверна «Тихая гавань» была деревянной, а это здание было построено из стекла и бетона. И музыка, в отличие от той, веселой, казалось какой-то беспокойной и чересчур громкой. Будто музыканты старались, ну прямо из кожи лезли вон, пытаясь заглушить все во Вселенной. А к длинному пирсу ныне были пришвартованы совершенно иные корабли – все, как на подбор, космические крейсеры, эсминцы и торпедные катера. Ни единого тебе фрегата или брига.
О такой мелочи, как шхуны ихты, нечего было и говорить.
– Видимо, юнга, вы были правы, – удрученно пробормотал великий астронавт.
Он изо всех сил попытался не поверить своим глазам, но у него ничего не вышло. Аскольд Витальевич с надеждой посмотрел на своих друзей, однако их глаза видели то же самое.
– Командир! Над зданием вывеска! Посмотрите, что там написано! – воскликнул остроглазый юнга.
Да, над незнакомым заведением горели неоновые буквы. Сложив их вместе, великий астронавт прочитал знакомое название: «Тихая гавань». И к ним были добавлены два слова: «Тем-ноночной клуб».
– А что я говорил? – оживился Аскольд Витальевич. – Это все шутки старины Христофора. Он у нас большой выдумщик! Сколько извел бетона и стекла, только бы разыграть друзей.
«Сестрица» пришвартовалась к ночному клубу,
– Несомненно, это представление устроено в нашу честь. Вот только откуда Христофор проведал о нашем предстоящем визите, если мы сами о нем только что узнали, – слегка удивился командир.
Рассеянно отмахиваясь от шальных надоедливых пуль, путешественники проследовали через весь пирс до роскошных дверей ночного заведения. Их непринужденная походка сделала бы честь самым знаменитым ковбоям. Но наши герои, лишенные какого-либо тщеславия, даже и не думали об этом. Они шагали плечом к плечу, ни капли не рисуясь, и так же легко и артистично приблизились к дверям, украшенным, видимо, в их честь роскошной бронзой.
Командир решительно распахнул двери, и наши путешественники вступили в «Тихую гавань».
Старый уютный зал тоже было не узнать. Там, где некогда за грубыми дубовыми столами веселились после странствий бродяги космоса, рассказывали всякие небывальщины, сдабривая их добрым элем, и пели старинную матросскую песню про «Жанетту», которая в Кейптаунском порту «поправляла такелаж», пристукивали в такт глиняными кружками… Так вот, теперь на этом месте расположились ресторан, казино с коварной рулеткой и дискотека. Куда-то делись и сами завсегдатаи таверны – лихие бродяги в живописных потрепанных и латаных-перелатаных скафандрах. Ныне за изысканными ресторанными столиками восседали, развалясь, совершенно иные люди, наряженные в дорогие бронированные скафандры от лучших модельеров. У каждого из них все толстые пальцы были в перстнях. У каждого в ухе торчала серьга. Каждый из них, выпивая и закусывая, в то же время с кем-то говорил по радиотелефону. И за каждым из них стоял бритоголовый телохранитель.
– Командир! Похоже, вся эта публика состоит из сплошных рэкетиров, – сказал сыщик, оглядывая зал.
– Я не знаю, что это такое, – признался великий астронавт. – Но на шутку, по-моему, не похоже. Кажется, я ошибся, а это со мной бывает не часто. Однако Христофор ни за что не выставил бы за дверь своих давних клиентов. Даже ради самой остроумной шутки. Впрочем, сейчас мы все выясним у него самого.
И вдруг, точно по чьему-то знаку, смолкла музыка и за столами оборвался говор. В зале установилась тишина, которую можно было бы назвать мертвой, не будь все живыми. В этой гробовой тишине великий астронавт и его компания с достоинством прошествовали к бару.
За новой хромированной стойкой вместо старины Христофора вздымался гориллообразный громила в смокинге, будто снятом с чужого плеча. И только попугай – ярко-красный, ярко-синий и ярко-желтый ара – напоминал о старой доброй таверне. Он по-прежнему сидел на жердочке, сбоку от стойки, напоминая о прежних славных временах.
Аскольд Витальевич дружески кивнул попугаю, как это делал каждый раз, когда головокружительные события приводили его в таверну.
Попугай напрягся, пытаясь что-то вспомнить. Вместе с ним напрягся и громила за стойкой, прочистил мизинцем ухо и навел его на птицу – видно, ловил каждое ее слово.