Похищение свободы
Шрифт:
Анхель говорил довольно убедительно, но я слушал его невнимательно, потому что мне вдруг стало ясно: о нашем плане придется забыть, так как неизвестные гангстеры нанесли удар не только по нашему плану, но и по нашему авторитету.
По возвращении я собрал группу и заявил, что пока придется полагаться только на собственные силы. Ребята недоуменно пожали плечами и разошлись.
Вечером, едва я смежил веки, мне приснился страшный сон, от которого я сразу проснулся. Однако стоило мне снова заснуть, как сон повторился с небольшими изменениями. Коротко перескажу содержание этого страшного сна, так как часть
Мне снилось, будто я шел по улице, заполненной таинственными тенями, которые шепотом предупреждали меня об опасности. Более того, даже дома шептали мне об этом. Я испугался и побежал, но кто-то накинул мне сзади на голову мешок. Не успел я позвать на помощь, как меня втолкнули в машину. В ней сидели какие-то люди, но ни один из них не произнес ни слова. Машина мчалась по городу, резко сворачивая то вправо, то влево. Куда меня везли — я не имел ни малейшего представления. «Они опередили нас», — билась в голове мысль.
Внезапно машина остановилась, меня вытащили из нее, и тут я услышал шум подъезжающего автобуса, почувствовал запах выхлопных газов, асфальт под ногами, тепло, исходящее от домов справа и слева. Из этого я сделал вывод, что меня привезли в узкий переулок, расположенный в первой зоне. Хлопнула входная дверь, а меня по лестнице повели вниз, в сырой холодный погреб. Кто-то подталкивал меня в спину. Затем дверь позади захлопнулась, и я остался один. Я снял с головы мешок, однако, как ни странно, ничего не увидел. Меня охватил смертельный ужас: я ничего не видел, ничего не слышал, ничего не ощущал. Я был способен на единственное — ощупать помещение, в которое меня затолкали. В смятении я принялся искать дверь и вскоре нашел — она оказалась железной. Я толкнул ее, но она не поддавалась. Чувствуя себя совершенно сломленным, я начал ощупывать стену и обнаружил, что внизу не хватает нескольких кирпичей. Послышался отвратительный писк. «Крысы!» — мелькнуло в голове. Я отпрянул, споткнулся обо что-то, упал и почувствовал кровь на руке: то ли поранил ее при падении, то ли меня укусила крыса.
В тот же миг меня охватила паника: вдруг крыса больна чумой и теперь я заболею? К горлу подкатила тошнота. Мне казалось, что лицо мое горит. Сомнений не было — я заболел чумой…
В этом месте мой сон видоизменился: жертвой оказался уже не я, а Анхель Л., которого мы освобождали из тюрьмы. Когда мы отворили дверь камеры, он, шатаясь, двинулся нам навстречу с обезображенным лицом.
Что же делать? Чума неизлечима, во что бы то ни стало надо помешать распространению этой ужасной эпидемии, которая нанесет непоправимый вред стране. Можно, конечно, убить Анхеля, но кто, спрашивается, будет его хоронить? Вместе с трупом Анхеля придется сжечь и его дом, а он находится в центре города. Тот же, кто прикоснется к трупу, сразу заразится сам.
Хорхе предложил тянуть жребий. Он выпал Микаэле, которая сразу сникла и заявила, что не сможет этого сделать, да и умирать подобным образом ей не хочется, что готова пожертвовать своей жизнью ради прогресса, ради революции, но не согласна умирать бессмысленно…
В разговор вмешалась Бланка. Она сказала, что в наши дни уже не умирают на баррикадах, что чаще всего это происходит в обстоятельствах отнюдь не романтических, порой в грязи, безвестности, однако это нисколько не умаляет подлинного величия павших борцов…
В этом месте мой сон оборвался. Проснулся я совершенно разбитым, нервы мои были напряжены до предела.
5
День 4 мая выдался прохладный и ветреный. Под вечер мы слушали лекцию доцента. Говорил он довольно монотонно и совсем не обращал внимания на то, что не все его слушают.
Бланка написала мне на листке бумаги: «Каждый поворот истории неизбежно вызывает в мелкобуржуазной среде шатания, которые оказывают то или иное воздействие на пролетариат. И это неизбежно до тех пор, пока не будут выкорчеваны все корни капитализма».
Мы были недостаточно образованны и не особенно красноречивы. Наша сила заключалась в действиях. К тому же на подобных лекциях почему-то всегда хочется спать…
Утром прошел дождь, хотя дожди в эту пору у нас большая редкость. На сей раз виноват был холодный атмосферный фронт, переваливший через горы и принесший осадки.
…Когда я подошел к зданию конгресса, белый «кадиллак» уже стоял на месте. Автомашины депутатов выстроились вдоль бортика тротуара впритык, и Сандовалю, прибывшему с некоторым опозданием, некуда было втиснуть свой роскошный «линкольн» — пришлось занять место во втором ряду. Водитель и телохранитель председателя парламента начали было протестовать, ссылаясь на высокое положение своего хозяина, на то, что заседание скоро кончится, а они должны быть под рукой у шефа, но все оказалось тщетно. Мои шахтеры, переодетые в полицейскую форму, которую раздобыл Серхио, после небольшой перепалки оттеснили их метров на сто, где уже расположилась наша группа прикрытия. Она сразу же предприняла все необходимое, чтобы блокировать «линкольн»…
Тем временем Бланка нахально выехала на середину площади и затеяла спор с полицейскими, которых изображали переодетые шахтеры.
Как только Сандоваль с группой депутатов вышел из подъезда, Бланка подала ему сигнал клаксоном. Председатель парламента, спустившийся было на пять ступенек, заметив белый «кадиллак», принадлежащий любовнице, остановился и, подавив эмоции, направился к машине.
Я сжался в комок за спинкой переднего сиденья. Сандоваль, сопровождаемый несколькими назойливыми депутатами, от которых он старался отделаться, приближался к «кадиллаку». Это был плотный мужчина запоминающейся наружности, одетый в прекрасно сшитый костюм. Каждое его движение свидетельствовало о том, что он знает, себе цену и чувствует себя хозяином положения.
Не буду описывать нашу нервозность, хотя шансов ускользнуть от нас у Леандро Сандоваля, как мне казалось, не было. Даже парламентский служака, державший зонт над его головой, и тот входил в нашу группу.
— Что случилось? — прошипел Сандоваль, обращаясь к Бланке. — Что за выходка?!
Бланка, отвернув лицо в сторону, лишь молча кивнула, и Сандоваль сел в машину, не заметив подвоха. Если бы он вдруг промедлил, наши ребята в форме полицейских мигом втиснули бы его в машину.
Тяжело плюхнувшись на переднее сиденье, Сандоваль прошипел:
— Так что произошло, сокровище мое? — и вдруг окаменел — это Бланка приказала ему вести себя благоразумно, а я просунул в промежуток между передними сиденьями ствол пистолета и упер его в шею председателя.
Сандоваль повернулся в сторону полицейских, ожидая от них помощи, но те одарили его такой красноречивой усмешкой, что он мгновенно все понял. Он тяжело вздохнул и сник, сразу как-то уменьшившись в размерах.
— Выше голову! — приказал я ему. — Сиди так, будто ничего не произошло, и тогда все обойдется. — Что-то похожее я слышал в детективном фильме.