Похищенная любовь
Шрифт:
Господи. Не может быть.
— Привет. — Блондин облокотился об стену, перекрывая мне проход.
— Здравствуй
По телу прошла волна электрического тока. Только Седой мог смотреть на меня так, словно имеет право. Словно я его собственность.
— Не делай вид, что не узнаешь.
У меня кружилась голова.
— Узнаю, поэтому и здороваюсь.
— А ты не скучала.
Я понимаю, что хочу от него. Не уйти, а убежать.
— Извини мне пора.
Он не склонил головы и не отвёл глаза. Посмотрела на себя в зеркальное отражение бара, — бледная, а глаза горят. Живут своей жизнью, потому что часть меня, спрятанная
— Неужели откажешь, уйдешь не поговорив, а Тома?
Седой склонил голову на бок. Я кивнула, пытаясь разом сказать, всё и одновременно не зная, как сказать. И еще искала Валентина в толпе.
А его руки уже двигались, коснулись щеки невесомо, не прикасаясь, просто обвели по контуру. Я дернулась.
— Я не хочу тебя видеть, не хочу говорить. Я излечилась. Ты чудовище.
Я смело смотрела в его глаза, а у самой дрожала рука так, что пришлось поставить бокал.
— Это правда, что ты собираешься за него замуж? — рука замедлилась дрожит.
Вопрос, заданный просто так, уже вскользь, как констатация факта, что вот и всё, вот и всё мы с тобой Седой, разлетимся навсегда как птицы. Может и правильно, что разлетимся. Вижу что он напряжённо ждет моего ответа.
Я кивнула. Уверенно, безразлично. Не имело смысла спрашивать, откуда он узнал. Кто угодно мог проболтаться, а может быть Даневич сказал сам.
Седой побледнел. Отнял руку от моего лица. Словно глаза оплавились, почернели, в них появилась сталь, злость, решимость, одержимость, безумие, сухой песок.
— Тебе хорошо с ним?
— Да, очень. Я мечтаю выйти за него замуж.
Вот и рухнули, и рассыпались все трогательные моменты, пожираемые ненавистью. Я ненавижу его, НЕНАВИЖУ, твердила про себя.
— Уходи, — простонала я, — оставь меня в покое, пожалуйста…
Часть 51
Ты молчишь, я дышу. Говоришь, что живу.
Смотришь вниз глубоко, понимаешь легко.
Дикая, но не я, а вода под землей.
Это ты, это я, это все не со мной.
Я твоя, ты видишь я жива.
Ты видишь, я могу как раньше не могла.
Обожгла, тебя я обожгла
Теперь я крапива для тебя.
Я ее увидел. Понял, почувствовал, что сейчас привычный мне мир перевернется раз и навсегда. Тома все время возникала в моей памяти девочкой, худенькой, с вечно распущенными волосами. Моей хрупкой любовью детства. Я смотрел на нее. Это была Тома, и в одночасье не моя девочка. Она стала женщиной, БЕЗ МЕНЯ. Волосы — на тон светлее чем я запомнил, на губах темная рубиновая помада. Черное платье облегающее фигуру, словно вторая кожа. Вырез в бархатной ткани оголяет практически все правое бедро. Пушистые ресницы и знакомые до дрожи карие глаза. Она улыбалась, своей отрешенной улыбкой которую я не смог стереть из памяти, даже в часы жуткой ненависти к ней. В моих снах она не была настолько живой, настолько притягательной как сейчас. Я разглядел на пальце кольцо, и руку Даневича на ее пальцах. Понял, что если не найду способ успокоится, то при всех подойду и оторву ее руку. Спрятался в тени колоны и достал сигарету, сжал губами не прикуривая, просто что бы почувствовать запах табака во рту.
Пока я выбирался из грязи, боролся со своими демонами она неплохо устроила свою жизнь. Ради нее (пусть
— Не смей быть тряпкой. Твоя мать шлюха. Ты никогда ее не увидишь, забудь.
Мальчик закрывал ладонями рот. Но не мог сдержать свой плач, и тогда пьяный отец отшвыривал его в угол и уходил громко, захлопывая дверь. Оставляя сына наедине с его глупыми молитвами
Потом мальчик понял — Бога нет. Есть только СИЛА, она правит миром. А вот теперь оказалось, кроме СИЛЫ есть еще ЛЮБОВЬ.
Тома спокойно обвела взглядом зал. Красивая, а у самого в груди болело так, словно открывалась кровоточащая рана. БОЛЬ. Я привык к ней, сросся со всеми ее физическими проявлениями. Даже тогда, когда мне в последней разборке всадили пулю в плечо, я отбивался здоровой рукой. Я победил в схватке, потому что СИЛА — это умение преодолеть страдания. Но сейчас это было совершенно иная боль. Видеть самого любимого человека и не сметь к нему прикоснуться. Девушка что-то сказала Валентину и вырвала свою руку. Скоро, любимая скоро.
От него исходила сила и уверенность. А еще чувство опасности, тонкий, налёт. Когда стоит перед тобой обычный с виду человечек, а в глазах у него тяжесть. Он схватил мои запястья. Меня парализовало, на секунду, а потом я выдохнула
— Пусти, прошу.
— Не могу Тома. Я люблю тебя.
Кто-то нажал точку ну моей шее и мое сознание погрузилось в темноту.
Сколько я провела без сознания? Обычно после обморока в сознание приходят через пол часа максимум час. Мне казалось прошло намного больше.
Я медленно открыла глаза, уже понимая, что еду в машине. Глаза сразу перехватил насмешливый взгляд, безумно знакомого, такого родного и страшного одновременно лица.
— С возвращением, Тома, — с улыбкой сказал Седой, — Давно не катались вместе.
И мир раскололся напополам.
Иногда я представляла такую ситуацию, что будет если окажусь в его власти. Я запрещала себе вспоминать о нём, но иногда, очень редко представляла. Я хотела забыть…Я себе дала слово забыть. И ничего НЕ ЗАБЫЛА.
— Давно… словно эхо прошептала я.
Спереди два бритых затылка. Кожаные куртки и татуировки на пальцах. Мне не сбежать, это понятно.
Парень ждал. Он впился в мое лицо словно что-то хотел прочитать в нем. Словно от того, как я сейчас себя поведу будет зависеть моя судьба. И нужно быть очень осторожной, подбирая правильные слова, потому что, если я их не отыщу, пощады мне не будет.
— Сережа, — я протянула руку и погладила его по щеке. — Не злись, прошу.
А у него что — то разом дрогнуло, смягчилось. Ожило улыбкой на губах, складываясь в ощущение забытой нежности. В глазах любовь и выражение грустной тоски. Не ярости, ни ненависти, ни черноты. Эта тихая светлая нежность, проявившаяся в мужском лице, резанула хуже ножа. Разом выбила из колеи, заставив ослабнуть в ногах, задрожать в пять секунд мимолётных воспоминаний. О том, что мы, когда — то были любимыми, о том, что мы, когда — то БЫЛИ…Любовниками…