Похищенная
Шрифт:
Ворон посмотрел на нее долгим взглядом. Тэсс смутилась.
– Ну, так мы можем идти? – спросила она.
– Дай мне мушкет.
– Теперь ты собираешься стрелять в меня? – Тэсс подняла «браун бэсс» и бросила его Ворону.
– Нет, не сейчас, – мрачно пошутил он.
Ворон воспользовался мушкетом, как костылем, чтобы подняться на ноги.
– Пошли.
– А как быть с ним? – Тэсс указала на труп.
– Оставь его. Положи его на горящие угли и пускай горит в аду.
Тэсс не смогла заставить себя сделать то, что посоветовал ей Ворон. Она
Майрон Элсворт склонился над кухонной раковиной и, намылив руки, яростно отдирал щеткой въевшуюся под ногти грязь. В воздухе висел аромат черничного пирога. Мать всегда пекла его, когда приходила навестить старшего сына.
– Ты сам спросил, что я об этом думаю. А теперь, когда я высказываю свое мнение, ты меня не слушаешь! – возмущалась мать.
Майрон вздохнул.
– Я ни о чем тебя не спрашивал, мама. Я даже не просил тебя приходить. Я вполне могу сам позаботиться о себе.
– Ерунда, – отрезала мать.
Она быстро и ловко двигалась по кухне, вынула из буфета и поставила на стол две белые тарелки тонкого китайского фарфора. Этот сервиз Майрон купил в Китае как свадебный подарок для Тэсс.
– Тебе пора найти себе достойную жену. Эта твоя служанка, негритянка, и понятия не имеет, как нужно ухаживать за мужчиной.
Майрон все скреб и скреб ногти, то и дело опуская щетку в тазик с горячей мыльной водой.
– Тэсс была бы мне хорошей женой, мама. Я знаю, что она никогда тебе не нравилась, но я уверен, что нам было бы хорошо вместе. С ней я чувствовал себя счастливым.
– Но ее больше нет, сын. Она умерла, и нет смысла все время думать о ней.
Майрон упрямо замотал головой, стыдясь невольных слез, которые застлали ему глаза.
– Нет! О ней ничего не известно. Ни мне, ни тебе, никому!
Мать положила рядом с тарелками столовые приборы и засуетилась. Ей было уже за сорок, но она была еще очень энергичной женщиной.
– Так можно заболеть, сын. Нельзя все время тосковать. Нельзя думать о том, что ты не в силах исправить, Майрон.
Майрон сморгнул слезы и, сполоснув руки, вытер их чистым полотенцем, которое подала ему мать.
– Я так не могу. Не могу отказаться от надежды. Я не могу забыть ее. А что, если она жива? А что, если – да поможет ей Бог! – эти звери все же оставили ее в живых?
Лайла Элсворт заходила из угла в угол по кухне, многочисленные длинные юбки зашуршали по полу.
– Тогда ты прав. Да поможет ей Бог, потому что уже никто другой помочь ей не в силах.
Лайла схватила сына за руки.
– Ты посмотри, что ты наделал! Ты так тер руки щеткой, что содрал кожу до крови!
Она схватила чистое полотенце, замотала руки сына и стала качать их в своих ладонях, как ребенка.
– Так нельзя! Ты сойдешь с ума!
Майрон упрямо мотнул головой и отнял свои руки.
– Я не смогу забыть ее, мама. Я должен знать, жива она или нет. Если она жива,
Мать с болью смотрела на сына.
– И что же ты собираешься сделать? Прочесать все индейские поселения отсюда до Огайо?
– Да, если так будет нужно.
Майрон бросил на раковину окровавленное полотенце и придвинул стул.
– Садись, мать. Обед стынет.
13
Ворон сидел, скрестив ноги, в Большом Вигваме и слушал молитву, которую нараспев читал шаман племени Полированный Камень. Звуки его голоса успокаивали. Как изменился мир с тех пор, когда Ворон был маленьким и слушал пение шамана на руках у матери!
Он впервые увидел белого человека, когда ему было три года. С тех пор беловолосые очень изменили жизнь его племени. Теперь все было не так, как в дни молодости его деда, когда народ жил свободно. Но ленапские обычаи остались неизменными. Например, эта молитва.
Полированный Камень повторял те же слова, которые когда-то слышал дед, потом его отец, а теперь он. Ворон помнил деда. Помнил, как, уже весь седой и сморщенный, он мерно качался из стороны в сторону под звуки этой молитвы.
Только верность обычаям могла спасти ленапе от засилья белых. Англичан и французов. Они хотят уничтожить их племя. Ворон был в этом уверен.
Старый шаман бросил горсть «волшебного» порошка в огонь, и сноп синих искр взметнулся в небо. Индейцы ответили на это гортанными криками, точно так же, как и их предки много-много лет назад. Ворон улыбнулся. Он знал, что народ теперь не очень-то верит в то, что этот порошок действительно волшебный, но таков обычай – делать вид, что веришь.
Ворон поднял глаза. На него в упор смотрел На-Ки. Шаман продолжил молитву, и Ворон задумался.
«Интересно, что еще наговорил про меня людям На-Ки? Кого еще подкупил безделушками и огненной водой, пить которую запрещено в деревне?»
На щеках Ворона заиграли желваки. И как люди могут быть так слепы? Как они могут верить На-Ки? Разве они не видят, что за улыбкой он скрывает мелкую, продажную душонку?
Ворон был уверен, что На-Ки не должен быть военным вождем. Любой, кто понимает, как серьезно их положение, понял бы это. На-Ки эгоистичен, хочет войны. Эти свойства характера – плохие советчики для военачальника.
Глядя на Ворона, На-Ки ухмыльнулся. Ворон отвел взгляд.
Полированный Камень закончил молитву и сел на подстилку возле очага рядом с Говорящим Со Звездами, вождем их племени.
Ворон смотрел на тонкие, одинаково ровные кольца дыма, которые вождь молча медленно пускал из трубки. Вождь – хороший человек, но он благоволит к своему племяннику На-Ки. Ворону будет трудно убедить его, что он больше подходит для вождя, чем сын его погибшего брата.
– Приветствую! – сказал вождь. – Приветствую вас всех! Вы все знаете, зачем мы собрались. Надо решить, кто будет следующим военачальником нашего племени. Давайте приступим к делу. – Он оглядел собравшихся. – Кто будет говорить первым?