Похищенное дело. Распутин
Шрифт:
Агенты, агенты, агенты…
В 1917 году полковник Комиссаров, вызванный в Чрезвычайную комиссию, рассказал, как развивалась интрига. Его определили к Распутину не то охранником, не то слугой, не то стукачом. Хорошо, что разрешили не носить офицерскую форму, которую он марать не желал… Полковник носил штатское, и это успокоило его гордость. Тем более что Хвостов денег не жалел, и Комиссарову был придан автомобиль с шофером и штат подчиненных – пять опытных агентов.
Так началось его наблюдение за Распутиным. Но прежнее (официальное) наблюдение со стороны Петроградской охранки не отменялось. На лестнице у дверей квартиры Распутина по-прежнему
Совершенно иное отношение было у мужика к Комиссарову и его агентам. Распутин понял: Белецкий – с ним, готов ему служить. Немаловажно и то, что Комиссарова мужик знал и прежде. Как показал полковник в «Том Деле», «знакомство… с Распутиным произошло на квартире Бадмаева», которого удалой военный «посещал в качестве пациента». Комиссаров легко сошелся с дочерьми мужика и Лаптинской – им льстило, что импозантный господин в высоком чине чуть ли не прислуживает их Григорию Ефимовичу. «Наш полковник», как они его часто звали, стал своим в доме.
Вырубовой и царице Белецкий объяснил, что Комиссаров сумеет по-настоящему обеспечить безопасность Распутина. И действительно, система охраны мужика, созданная Комиссаровым, была сравнима разве что с охраной самого царя. Полковник «заагентурил» всех дворников и швейцаров в доме. Кроме специального авто с шофером на Гороховой постоянно дежурили его агенты, переодетые в извозчиков. В короткий срок были «выяснены» все лица, приближенные к Распутину, на каждого была составлена справка. Одновременно «велась перлюстрация писем, к нему поступающих».
Нелегкая служба полковника
«Подчиненные мне филера докладывали о Распутине каждый вечер… и я все „интересное“ передавал… письменно Хвостову и устно Белецкому… С последним я виделся как на службе, так и у него дома, где я бывал сравнительно часто как знакомый», – показал Комиссаров. Так что Хвостов получал от полковника только ту информацию, которую «разрешал» Белецкий.
Вскоре Комиссарову были переподчинены и агенты Петроградской охранки, а их шефу, генералу Глобачеву, приказали не чинить полковнику препятствий, собирать для него справки и всячески помогать ему, но главное – никогда не заносить в агентурные сводки посещения Комиссаровым и его агентами квартиры Распутина. Теперь деньги мужику (все с той же «благородной целью» – чтобы тот перестал брать мзду с просителей и не компрометировал «сферы») передавались через «нашего полковника». «За 5 месяцев я передавал по распоряжениям Хвостова и Белецкого 5–6 раз одну или полторы тысячи рублей», – показал Комиссаров.
Эти большие по тем временам деньги были для Распутина каплей в море. Но мужик их брал, как брал все и ото всех. Тем более что, принимая деньги от Белецкого и Хвостова, он и не подумал отказываться от денег просителей. «Агенты доносили мне, – продолжал Комиссаров, – что… даже на лестнице просители открыто говорят, сколько надо дать Распутину».
На праздники заботливый Комиссаров делал своему подопечному подарки от имени Белецкого и Хвостова. «Однажды я купил… ящик с серебряным чайником, золотые часы с цепочкой, 2 браслета…» Распутин, к удивлению полковника, «небрежно забрал эти ценные вещи… даже не рассмотрев, что ему прислали».
Иногда мужик отправлял Хвостову ответные подарки. Так однажды он преподнес министру «деревянную коробочку с надписью: „Хвосту“, которую тот в ярости швырнул на пол». По свидетельству Комиссарова, он также «часто передавал через меня свои письма… Что он писал, не знаю, но Хвостов почти каждый раз, читая их, отчаянно ругался и письма выбрасывал». Так мужик издевался над министром.
Задачи, которые теперь ставили полковнику оба его шефа, все более разнились. Распутин продолжал беспробудно пить, и Комиссаров должен был следить, чтобы тот не приехал пьяным в Царское Село, – так велел Белецкий. Хвостов же, напротив, желал, чтобы Распутин явился туда пьяным и тем самым разоблачил себя… Но уже вскоре Комиссаров с изумлением понял, что сие ни от кого не зависит. «Как бы ни был Распутин пьян, лишь только он получал по телефону сообщение о предстоящем прибытии Вырубовой, как минут через 20 он становился совершенно трезвым. Пил ли он что-то, или так владел собой, я объяснить не могу… В поезде в Царское Село везли пьяного Распутина. Но когда приехали, он был совершенно трезв… он умел трезветь».
Но важнейшая задача Комиссарова оставалась прежней: узнавать от Распутина новости из Царского Села. «Все разговоры с Вырубовой проходили обычно в 10 утра, так что Распутин, где бы он ни был, возвращался к этому времени – к звонку из Царского, к 10 утра». И полковник тоже приходил к этому времени – «нагружаться информацией», тем более что утром мужик был еще трезв. И Распутин передавал ему новости – естественно, лишь те, что хотел.
Однако главные сведения из Царского министр и шеф департамента полиции узнавали на конспиративной квартире, которая была специально нанята Комиссаровым для их встреч с Распутиным.
Тайные обеды
«Я нанял квартиру на Итальянской улице. Это был угловой дом. Квартира была нанята в первом этаже», – показывал Комиссаров. Жилище обставили и поселили там агента с семьей. Накануне прихода Распутина он заказывал в ресторане роскошный обед на несколько персон, а сам уходил. Обед был, естественно, рыбный, но «подавались вина и шампанское в большом количестве» – чтобы развязать язык мужику.
«Раз или два» приглашали на обед и Комиссарова. По его словам, «за обедом Распутин передавал, что говорилось в Царском Селе, главным образом у Вырубовой и императрицы».
Вначале Распутин называл обоих чиновников на «вы» и «пытался вести… разговор в духе своих „размышлений“ и пил осторожно… Но Комиссаров… налил ему рюмку и сказал: „Брось, Григорий, эту божественность, лучше выпей и давай говорить попросту“… С тех пор он нас не стеснялся, говорил на „ты“… и даже приглашал нас к цыганам», – показал Белецкий. Так он продолжал издеваться над барами… Комиссаров любил пересказывать своим хозяевам юмористическую сценку: «Григорий вместе со мной решает государственные вопросы и необходимые перемены в составе кабинета», и эти рассказы при помощи Хвостова разлетались по Петрограду…
Но Белецкий в этом не участвовал. Его, видимо, не покидала мысль, что хитрый мужик попросту глумится и над Комиссаровым, и над ними самими… Тем более что к своим денежным делам, которые очень интересовали и Белецкого, и Хвостова, Распутин, несмотря на все усилия Комиссарова, никого не подпускал.
«В военное время все по-иному…»
Деньги Распутина очень интересовали и Чрезвычайную комиссию. Но Комиссаров на следствии не сумел сказать о них ничего внятного: «Распутин никого не посвящал в свои денежные дела. Сам зорко следил за охраной своих интересов и никогда не прощал старавшимся надуть его в деньгах. Разоблачал их в „особых выражениях“ (то есть нещадно материл. – Э. Р.)».