Похищенные часы счастья
Шрифт:
— Я уезжаю в Лондон с почтовым поездом, — сказал Гюг решительно. Он даже не хотел выслушать потока жалоб, просьб, а затем проклятий, которыми разразился пришедший в отчаяние маленький уэльсец.
И вот он наконец в Лондоне после ужасной ночи, проведенной в страхе и в досаде на себя, на обязательства, временами даже на саму Ди.
Гюг обернулся, чтобы указать носильщику свои вещи, и в эту минуту кто-то тронул его за руку. Он быстро оглянулся — перед ним стоял лорд Гаррон.
Гюг тотчас же понял, что агент телеграфно известил Гаррона об его отъезде. Злоба вспыхнула в нем при мысли,
— Алло, Гаррон, куда вы едете?
Тонкое лицо Гаррона было наполовину заслонено рукой, в которой он держал спичку, — он зажигал в эту минуту папиросу.
— Я еду туда, куда едете вы, мой друг, — сказал он мягко.
Кровь прилила к лицу Гюга, от злости он даже несколько потерял самообладание.
— Это очень любезно с ваше стороны, — сказал он с иронической вежливостью. — Я думаю, что носильщик уже нанял мне такси.
Гаррон слегка поднял брови, услышав, что Гюг назвал номер дома на Эдуардс-сквер. Он заглянул в лицо Гюга. Тот обернулся к нему:
— Может быть, в моем взгляде не отражается радость, разлитая в природе в это яркое солнечное утро? — спросил он Гаррона с горьким смехом. — Могу объяснить, почему у меня такой невеселый вид. Мы едем сейчас в дом, который я нанял для любимой женщины, но она оставила меня... — он снова горько улыбнулся. — Я думаю, вы приехали для того, чтобы постараться повлиять на меня. Но на сей раз вам это не удастся.
Лицо Гаррона подернулось гримасой.
— Я пришел напомнить вам, что честный человек, если дал слово, не может нарушить его, — сказал он холодно.
Гюг снова безрадостно рассмеялся.
— Простите, мой дорогой Гаррон, что я вам прекословлю. Вы пришли, мне кажется, скорее для того, чтобы напомнить мне, что, если я вовремя не буду в Ланбене, чтобы выступить там перед шахтерами, то могу не считать себя больше протеже кабинета.
Такси остановилось у маленького домика на Эдуардс-сквер.
— Я вижу, что всякий дальнейший разговор между нами бесполезен, — колко заметил лорд Гаррон. Он наклонился к шоферу и назвал адрес своего клуба.
Но Гюг с решительным видом взял его под руку.
— Нет, войдите, пожалуйста, — сказал он странным голосом. — Я хочу с вами поговорить.
Гюг провел Гаррона в гостиную мимо миссис Банти, тщетно пытавшейся поделиться с Гюгом своими огорчениями, в ту комнату, где он провел с Ди последний, незабываемый вечер. Здесь он отпустил руку Гаррона и закрыл за собой дверь.
— Теперь, — сказал он, глядя на него блестящими глазами, — я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Через кого постарались вы повлиять на ту женщину, которую я надеюсь вскоре назвать своей женой?
— Вы, должно быть, лишились рассудка, — отрезал Гаррон, дрожащим от сдержанного гнева голосом, — если можете допустить мысль о разрушении карьеры из-за этого увлечения, Вы не можете так поступить, слышите вы меня? У вас есть обязательства, и вы не можете нарушить их. Если мы потеряем Вест-Бертон — вы, один вы будете ответственны за это. Вы должны вернуться туда, должны исполнить...
— Я должен? В самом деле? — спросил Гюг. Его лицо пылало. — Вот что я отвечу вам на это: у меня в жизни есть сейчас только один долг — найти Диану. И вот что еще я хочу сказать вам, Гаррон: есть нечто в жизни, что дороже славы, дороже чести, дороже самой жизни, — и это любовь! Хотя, как большинство из нас, я думал, что знаю это. И только перед угрозой потери я понял, что для меня превыше всего должны быть интересы той, которая любит меня и любит больше, чем самое себя. Мы, мужчины, редко способны на такое чувство. Мы любим женщину, но вместе с тем не забываем и о себе самих, о нашей карьере, о нашем честолюбии, о наших делах. Женщина, которую я люблю, покинула меня потому, что боялась связать меня. Связать меня! А теперь вспомните, как я в первый раз оставил ее, уехав вместе с вами, а затем вскоре опять сделал это ради призрака власти. Вы говорите о том, чтобы жить для чести, для славы. Но это не настоящая жизнь. Нет! Клянусь вам, что я готов отказаться от славы и любых почестей ради одного прикосновения Дианы, ради одного ее взгляда! Теперь вы все знаете и можете всем это рассказать.
Он откинулся в кресле и взглянул на Гаррона. Несмотря на глубокую печаль, глаза его выражали восторг: он любил и знал ценность любви.
Гаррон подошел к дверям, затем оглянулся и посмотрел на Гюга. Лицо его было сейчас прекрасно: оно светилось силой, светилось глубокой верой в могущество любви. И бремя лет как будто свалилось с плеч Гаррона, он забыл на мгновение о политической борьбе — атмосфера романтизма, царившая, казалось, в этой комнате, коснулась и его...
Уже взявшись за ручку двери, Гаррон на секунду задержался и мягко сказал:
— Желаю вам счастья, Гюг!
Когда он ушел, в доме воцарилась страшная тишина. Гюг смотрел на комнату, с ее коврами, с ее старинным полированным столом, с широким диваном, где он еще так недавно сидел с Дианой. Эта тишина подчеркивала горькую истину, о которой он забыл во время своего горячего выступления в защиту любви. Но Диана ведь не могла его слышать, и он не знал, где ему искать ее.
Ради любви он отказался от требований внешнего мира, но... не было возлюбленной, ради которой он сделал это.
Гюг быстро вышел в переднюю и позвал миссис Банти. Ее рассказ не принес никаких особых подробностей.
— Приходила какая-то дама, после этого миссис Картон ушла и больше уже не возвращалась.
— Дама? — переспросил Гюг. Он тотчас же подошел к телефону и вызвал Виолетту.
— Когда ты в последний раз видела Диану? — спросил он ее.
Голос Виолетты, только что радостно приветствовавший его, сразу упал.
— Я сейчас приеду к тебе, — сказал Гюг.
Он застал ее в будуаре.
— Мне кажется, это сильно упростит дело, — начал он резко, — если я прежде всего сообщу тебе, что покончил со своей политической карьерой, когда узнал, что Диана оставила меня. Если ты приложила к этому руку, лучше всего откровенно скажи мне. Я полагаю, ты сделала это из страха перед общественным мнением. Но теперь этот страх отнюдь не уменьшится, потому что если мне не удастся немедленно найти Диану, я прибегну к помощи полиции.
— Ты — безумец, если решил отказаться от выпавшего на твою долю успеха!