Похититель детей
Шрифт:
– Неси сама.
Бунт подавлен в зародыше. Маша покорно берёт свитер, и мы шагаем дальше.
Сзади слышно тарахтение, нас нагоняет "Беларусь" с косилкой на прицепе.
Без особой надежды поднимаю руку. Может быть, тракторист возьмёт детей на свободное сиденье, а
Трактор останавливается. Выясняется, что проблема транспортировки детей на тракторе "Беларусь" решена давным-давно. Словно заправские рэкетиры упихиваем Антона и Машу в багажный ящик за спиной у водителя, так что наружу торчат одни головы. Я усаживаюсь на свободное сиденье и дорога разом сокращается на два километра.
Деревня Гуськи. Здесь нас высаживают, и мы снова идём своим ходом.
Беседуем с Антоном "за жизть": о мотоциклах, о том, что в этом году много яблок. Мне обещано показать, в чьём саду самый лучший белый налив. Потом Антон затягивает песню, что-то мрачно-слезливое: "Не ругай меня, мама, я выпил сегодня и выпью ещё..." Пытаюсь перейти к более подходящему возрастному репертуару. Одна песня, вторая, третья... посмешней, помаршеровитей - ответной реакции нет. Наконец, на очередную песню Антон отзывается:
– Мы её в школе проходили, - недовольно говорит он.
Антипедагогично объясняю, что школа тут ни при чём, это просто песня, под которую здорово шагать по дороге.
Уговорил. Идём, распевая в две глотки:
Дважды два - четыре, дважды два - четыре!
Это всем известно в целом мире!
Маша молчит. Потом решительно произносит:
– Кошку всё равно буду мучить.
Пятью пять -
Вдалеке показываются крыши деревни. Дошли без приключений и капризов.
В деревне стучусь в Марухин дом. Похмельный дедка не может понять, откуда взялись дети, однако, внуков принимает. Через час с покоса возвращается Маруха. Эта сразу врубается в ситуацию, прибегает узнать о судьбе старшеньких, долго благодарит, притаскивает в благодарность охапку зелёного лука и здоровенный кабачок.
Правда восторжествовала, добродетель вознаграждена кабачком. А порок? Он сам наказывает себя каждый день и всякий час. Жаль только, что он редко замечает это.
Ни в полпятого, ни в пять родители Антона и Маши не появляются. Потом выяснилось, что папаня не выдержал нервного напряжения и остался отдыхать на гостеприимных мостовых города Пестово. Маманя объявляется в полдевятого, почему-то со стороны леса. Она тащится мимо моих окон, прижимая к груди пустую бутылку, давно уже не ту, что утром. Одежда её хранит следы встречных луж. Почтеннейшая матрона причитает, что детей увёз какой-то дядька, обращаясь к стеклянной подруге, призывает её ехать в Пестово, звонить в милицию...
Слава те, господи! А я уж думал, что про детей так никто и не вспомнит.
Стою на кухне, жарю наградной кабачок, тихими нехорошими словами поминаю педагогику, мать её так! Причём здесь педагогика? В том-то и беда, что абсолютно не при чём.
12.08.2000.
Это не дата написания рассказа. Это день, когда всё произошло...