Шрифт:
Глава 1
– Слова, слова, словечки слова, – любовно пробормотал Петр Леонидович, открывая ноутбук. – Пора, дорогие мои, вами заняться.
Он принялся строчить сообщение в чате Телеграма:
«Как вы смеете предлагать молочные смеси в чате? Все знают, что они вредные! Сами есть не стали, хотите травить чужих деток? Выкиньте это дерьмо на помойку!»
Чат назывался «Детская барахолка: р-н Строитель». Почти триста участников и все мамаши.
Петр Леонидович не стал дожидаться реакции и открыл следующий чат:
«Вы зачем решили колоться этой дрянью? В ней вирус ещё похлеще короны. Поберегите себя и близких, вы ведь и их заразите! Все мои знакомые врачи отказались прививаться, а они-то знают…»
Петр Леонидович вздохнул, задумавшись, сочиняя особо едкую фразу. Так в открытую он давно не троллил, но обстоятельства требовали немедленного ответа аудитории.
Оставалось «обежать» таким образом ещё два канала. А потом по кругу вступить в обсуждения со всеми, кто среагировал. И так пока не иссякнет поток комментариев. Потом зайти уже из-под админа и под ликующие возгласы удалить «тролля».
Через пару дней завести новую симку, на случай, если придётся повторить фокус.
– Да не иссякнет поток слов в чатах и будут долгими мои дни, – произнёс Пётр Леонидович удовлетворённо отмечая, как замигали значки уведомлений.
В чужих чатах-тысячниках слов ему доставалось больше, но если начать открыто троллить, то бан прилетал почти сразу. Там он вёл осторожные дискуссии на грани, собирал по крохам. От души флудил во флудилках, болтал в болталках.
Свои чаты были экстренными, когда реакцию нужно быстро и сразу. Поездка к Ольге Валентиновне оказалась рискованным мероприятием. Кто же знал, что на даче связь почти не ловит, а интернет и вовсе лежит? Так и самому откинуться недолго.
Петр Леонидович, закусил кончик языка и начал строчить ответ в первый чат:
«Для ребёночка подходит только молоко мамы, а не эта ваша дрянь. У меня все подруги, кто отказался от грудного вскармливания, теперь из поликлиники не вылезают. А мои двое здоровенькие! Мы не дурачки синтетику кушать!»
Перешёл в следующий чат:
«Все, кто сделал прививку, всё равно заболели. Какой в ней тогда толк? Корпорации кормить и колоть себе непонятную жижу? Травиться только зря. Фармацевтические компании на вашем здоровье наживаются. Вот как дела обстоят!…»
Петр Леонидович выдохнул и почувствовал, как слабость отступила. Ему стало лучше. Не от злословия, конечно, это ему удовольствия не доставляло. От слов, а точнее от их количества, напрямую зависела его жизнь.
Это случилось год назад…
Он был болен. Неизлечимо. Или, как сказали врачи, «некурабельный», и выписали его умирать, снабдив рецептом на сильные обезболивающие.
Так и получилось, что тёплым майским утром Пётр Леонидович шёл с этим рецептом в аптеку и катал на языке неуклюжее и непонятное слово: некурабельный. Он уже придумал хороший план: выпить все купленные обезболивающие разом – и делу конец. А тёплый майский ветер обдувал лицо и уговаривал пожить ещё немного.
«До первого дождя, – мысленно согласился Петр Леонидович и махнул рукой. – Хотя, вот на что она мне эта жизнь? Таня пять лет как умерла. Сердце прихватило – и всё. Как и не было человека. Сын вырос, в Америку рванул, будь она неладна. На похороны матери последний раз и прилетал. У него там своя жизнь. И вот он я, семьдесят годов скоро, и не нужен никому. Один остался, как перст. Пора, получается, на тот свет».
– Дайте телефон, пожалуйста! У вас есть?
Петр Леонидович вынырнул из потока размышлений и уставился на словно из-под земли выросшего паренька.
Худой страшно, бледнющий, волосы растрёпаны, очки на нос съехали. Видно попал в какую-то передрягу: рукав кожаной куртки разодран, через прореху видно тощую голую руку, на тощей же шее болтаются большие наушники, им тоже досталось. Дужка сломана и амбушюры висят на проводах. А глаза у паренька влажные и горят ярко. Как у больного с сильным жаром.
– Прошу вас, очень нужно!
Наркоман что ли? Такой молодой, а уже смотреть больно.
– Смартфон, телефон! Срочно нужен, подключиться к сети. Умираю!! – умоляюще закричал паренёк и тонкими белыми пальцами впился в руку.
– Умирает он. Это я умираю! – в сердцах ругнулся Петр Леонидович. – На, забирай! На кой он мне теперь! Всё равно сдохну.
Он сунул руку в карман и достал телефон, подарок сына с прошлого визита. Аппарат устарел, зависал и постоянно ругался на недостаток памяти.
– Спасибо! – парень схватил телефон и побежал прочь, только пятки засверкали.
– Жить бы тебе, да жить, – качнул головой Петр Леонидович. – Придумают себе сами беду на свою же голову. В наше время и наркоманов-то не видели. Некогда было дурью-то маяться.
Настроение испортилось, майский ветер казался теперь злым и назойливым, коварно забирался под куртку и гонял мурашки по спине. Солнце закрыли облака. Этот май только притворялся добрым, а всё одно, ночью будут боли, бессонница и мысли об одиночестве. Пётр Леонидович вошёл в аптеку, твёрдо решив посчитаться с проклятой опухолью прямо сегодня. Выпить все таблетки разом. Ничья будет. Ни ему, ни ей не жить. Сдохнуть вместе.
Он и думать забыл о странном пареньке, а тот появился снова.
Петр Леонидович как раз собирался писать предсмертную записку. Планировать было легко, а вот осуществить затею… Он держал ручку над листом бумаги и представлял, как соседка, Ольга Валентиновна, милая пожилая женщина, найдёт эту записку в почтовом ящике вместе с ключом от квартиры. Наверное, первым делом, она кинется к нему домой, найдёт тело, потом вызовет полицию, позвонит сыну. А он может лишь предполагать, как это произойдёт, он будет мёртв. Как это, больше не думать, не видеть, не чувствовать? Мир для него погаснет, как выключают свет, одним щелчком. И всё. А там пустота.