Похмельный синдром
Шрифт:
– Я не верю, что Роман застрелил Свету, а потом покончил жизнь самоубийством. Я могу расследовать это, – твердо произнес он, – если кто-нибудь оплатит мою работу, то есть если найдется человек, который захочет знать правду об этих убийствах.
– Боже, сколько пафоса! – с ледяной насмешкой в карих глазах сказала Юля, которая поглощала виски так, словно это была безобидная минералка.
Китаец молча смотрел на нее.
– Значит, ваше правдоискательство, – бросила она на него полный иронии взгляд, – должно быть щедро оплачено?
– Я не занимаюсь благотворительностью, – сухо ответил Китаец, досадуя, что его вкус на женщин полностью, как оказалось, совпадал со вкусом Бондаренко.
– Вы мне сейчас напоминаете дистрибьютера косметики, – язвительно усмехнулась Юлия.
– Правда? – Китаец отошел от окна. У него создалось впечатление, что он зря теряет время.
– Роман был хороший мужик, хоть и не мужик, – цинично скаламбурила Юля, – но расследовать… Что мне это даст?
– Мое дело – предложить. Если вы отказываетесь, я, возможно, найду других заказчиков… У него ведь есть родители?
Юля кивнула.
– Но вы ведь даже не спросили, есть ли у меня деньги… И я не знаю вашего тарифа… – Она недвусмысленно улыбнулась.
– От двух до пяти тысяч.
– Долларов, насколько я поняла.
– Естественно. Но иногда самым обаятельным клиенткам я преподношу подарки, – тонко улыбнулся Китаец, – если, конечно, они меня не разочаровывают.
– В качестве компенсации за те дыры, которые вы пробили в их бюджете? – иронично посмотрела на Китайца Юля.
Она смело подошла к нему и положила руки ему на плечи. Юля была всего сантиметров на пять ниже его.
– Значит, вы согласны, и у вас есть деньги, – резюмировал Китаец.
– Вывод довольно скоропалительный. Но считайте так, вернее, вы можете так считать при условии, что не разочаруете меня.
Она запрокинула голову, подставляя ему губы. Китаец медлил. Раздраженная его нерешительностью, Юля опустила голову и отодвинулась от него. Устав сопротивляться возведенной им в глубине своего взбаламученного нутра плотине запрета, Танин с силой притянул Юлю к себе. Она не сопротивлялась. Вскоре он почувствовал, как ее пальцы погружаются в его волосы, а губы становятся все более податливыми и жадными. Он обнял ее еще теснее и, держа перед собой, двинулся к стене. Юля переступала заплетающимися ногами, но Китаец не давал ей упасть. Он нащупал ее круглые ягодицы и, продолжая ее целовать, прижал к стене. Юля что-то хотела сказать, но он не дал ей опомниться.
Подавляя ее возгласы поцелуями, он задрал на ней джемпер и стал ласкать ее грудь. Нагнулся, нашел губами правый затвердевший от возбуждения сосок. Потом снова припал губами к Юлиному рту, который про себя уже называл бархатным.
Неожиданно он отшатнулся, словно по телу пробежал электрический ток. Юля удивленно смотрела на него. Но он не видел этого. Он видел лишь туманное пятно Светиного лица, просвечивавшее сквозь ставшее расплывчато-полупрозрачным лицо Юли.
Она тяжело дышала, на лбу у нее выступила испарина.
– Что? – с вызовом спросила она, переводя дыхание.
– Прости, – глухо сказал Китаец.
Вдруг раздалась телефонная трель. Китаец вопросительно посмотрел на Юлю, а потом перевел взгляд на аппарат, висевший на стене.
– Ах, черт, – спохватилась она, одергивая джемпер, – совсем забыла!
Она оттолкнула Танина и, как тому показалось, вложила в этот жест ожесточенное разочарование обманутой и униженной женщины. Он молча сел в кресло. Юля взяла трубку.
– Шурик, ты? – спросила она нарочито мягким тоном. – Заходи.
Нажав на телефоне какую-то кнопку, она вышла в другую комнату и вскоре появилась в атласном халате, который доходил ей до щиколоток.
В прихожей раздался настойчивый звонок. Китаец с наигранно невозмутимым видом смотрел в окно. Юля поправила волосы перед зеркалом, накрасила губы и только тогда пошла открывать.
– Что-то ты долго, – раздался в прихожей молодой недовольный голос.
– У меня деловой разговор, – торопливо произнесла Юля, – проходи.
В гостиную вошел молодой человек лет двадцати, в джинсах и бордовом джемпере крупной вязки. Стройный и весьма смазливый. Густые, цвета спелой пшеницы волосы парня были зачесаны назад, но падали непокорными прядями на виски. У него были светло-карие глаза с опущенными вниз уголками, правильный нос и крупный, хорошо очерченный рот.
– Знакомься, Танин Владимир… -…Алексеевич, – помог Китаец. С приходом парня Юля стала какой-то суетливой. Или это сексуальная неудача так повлияла на нее?
– А это мой хороший друг Александр Снежин.
Услышав неуклюжее в данной ситуации выражение «хороший друг», Снежин слабо поморщился. От Танина не укрылась эта непроизвольная гримаса, и он понял, что подобное выражение было подобно фиговому листку, прикрывавшему причинное место нашего прародителя.
– Где-то я слышал эту фамилию, – улыбнулся Китаец, – очень приятно.
Он, как принято, протянул руку Александру, тот вежливо, но без видимого воодушевления пожал ее.
– Кофе или виски? – стараясь выглядеть непринужденной, обратилась к парню Юля.
– Ты забыла, нас же Пашка ждет! – с недовольным выражением лица сказал Снежин.
– У нашего знакомого сегодня персональная выставка, – пояснила Китайцу Юля с горделивой улыбкой, – но… – снова посмотрела она на своего «хорошего друга».
– Что – но? – с нотой раздражения в голосе спросил Снежин.
– Я не могу, – более уверенно проговорила Юля. – Романа застрелили.
– Дядю Рому? – изломанные темные брови парня от удивления взметнулись вверх.
– Позвони отцу, скажи ему, – коротко сказала Юля. Она плеснула в свой стакан виски. – Тебе налить? – взглянула она на Танина. Снежин, услышав это нежданно-негаданно для самой хозяйки вырвавшееся «тебе», насторожился. Его гладкое лицо потемнело, взгляд стал недоверчивым, если не враждебным.
– Владимир Алексеевич – частный детектив, – поторопилась объяснить Юля, как будто ее суетливая речь могла исправить то неприятное впечатление, которое произвела на Снежина Юлина фамильярность по отношению к Танину, – он расследует обстоятельства смерти Ромы. Я – его клиентка.