Поход без привала
Шрифт:
А какие указания получит здесь он, Павел Белов?!
На квартиру возвратился как раз к завтраку. За большим столом поместились командир с комиссаром, Михайлов и еще несколько человек. Хозяйка управлялась вдвоем с дочкой: нажарила картошки с салом, наварила яичек, принесла большую обливную миску квашеной капусты.
С удовольствием пили чай. У капитана Кононенко бисером выступили на смуглом лбу капельки пота. Алексей Варфоломеевич Щелаковский, отдуваясь, расстегнул воротник гимнастерки.
В самый разгар чаепития с узла связи принесли пакет. Павел Алексеевич вскрыл его. Пробежал
Приказ гласил: с сего числа кавалерийский корпус находится в распоряжении Ставки Верховного Главнокомандования. Все части немедленно сосредоточить на железнодорожных станциях в районе Нового Оскола и подготовить к погрузке в вагоны. Место выгрузки — станция Михнево.
Прочитав приказ вслух, Павел Алексеевич поинтересовался, кому известен этот населенный пункт. Командиры пожимали плечами.
Не нашли Михнево и на подробной штабной карте, охватывавшей довольно большой район.
Узнать можно было на почте. Но нет ли там слишком любопытных людей, которые обратят внимание: почему, мол, военных интересует такая станция?
— Кто у нас в штабе самый завлекательный? — посмеиваясь, спросил Щелаковский.
— В каком смысле?
— Ну чтобы женские сердца перед ним таяли. На почте-то одни женщины… Чтобы смог зубы заговорить и справочник полистать.
— Капитан Кононенко, — сказал Павел Алексеевич. — Одессит, весельчак, лицом бог не обидел.
— Э нет, товарищ генерал! — вставил адъютант Михайлов. — Кононенко только среди мужчин боевой. Он своей жене предан, на других женщин от него таким холодом веет, аж зябнут. Переводчика Дорфмана надо отправить.
— Лучше майора Вашурина из оперативного отдела… Он и высок, и строен, и вежлив. Ему эта дипломатия вполне по плечу.
На том и порешили. Вашурин охотно взялся за поручение. Постоял перед зеркалом, поправил прическу. Не спеша, с достоинством, зашагал к почте.
Зато возвращался майор торопливо, срываясь на бег. Вошел в горницу, прикрыл дверь:
— Товарищ генерал! Станция Михнево находится возле Москвы!
Белов и Щелаковский переглянулись.
— Попрошу — никому ни слова, — предупредил Павел Алексеевич.
Оставшись одни, командир и комиссар закурили.
— Ну, Алексей Варфоломеевич, что скажешь? Я думаю, очень тяжело сейчас под Москвой, если снимают нас отсюда. Здесь ведь тоже войск не густо.
— Согласен. Добавлю только: значит, знают наверху про наш корпус, ценят его.
— Да, комиссар, — вздохнул Павел Алексеевич. — Тут нелегко, а там еще тяжелей будет. Давай за работу браться, время не терпит.
— Давай, — согласился Щелаковский. — И знаешь, С чего начнем? С бани.
— Что-о-о?
— Баня уже топится, командир. Надо нам с тобой грязь смыть. Потом пообедаем соответственно, выспимся — тогда трудись. — И закончил шутливо: — Откажешься от бани, ни одного решения не подпишу.
— Что с тобой делать?! — развел руками Белов. — Положение безвыходное. Пошли.
21
Теплушку для командования корпуса бойцы оборудовали получше: поставили новую железную печурку, постелили на нарах желтую хрусткую солому. Даже
Штабной эшелон отправился со станции Новый Оскол рано утром 3 ноября. Люди, всю ночь занимавшиеся погрузкой, сразу легли спать. В теплушке было тихо. Раздавалось лишь похрапывание, да Михайлов, дежуривший возле печки, чуть слышно напевал что-то.
Павел Алексеевич подремывал, вытянувшись на одеяле и прикрывшись буркой. Порой просыпался, как от толчка: охватывала тревога. Почему так торопят корпус? Заместитель Наркома обороны генерал армии Хрулев, знакомый еще по службе в 14-й кавдивизии, звонил несколько раз в сутки, требовал не задерживаться. Возможно, Ставка собирает к столице закаленные в боях войска. Может, намечается новое Бородино и корпусу Белова отводится в разгроме противника такая же роль, какую сыграли в свое время казаки Платова?
Гадать нечего, ближайшие дни покажут. Сейчас важно ничего не забыть в спешке. К железной дороге прибыли все подразделения и почти весь транспорт. Подтянули свои автомашины дивизион связи и корпусной госпиталь. Отправка идет по плану. А беспокойство — от неизвестности. И еще от того, что оказался в обстановке непривычной после четырех месяцев, проведенных на передовой.
Линия фронта представлялась Белову не флажками, не пометками на карте, а глубоким черным разломом, протянувшимся через всю страну, от моря до моря. Наша сторона — светлая. А другая — коричневая, мрачная. Заряд разный, как в электричестве. По всей линии разлома с грохотом и треском бушует, кипит пламя, вспыхивают огненные стрелы. Много времени Павел Алексеевич провел там, в дыму и огне, на краю пропасти, где каждый час — напряжение, единоборство со смертью. И теперь, очутившись далеко от опасности, он чувствовал себя как-то странно, не совсем уверенно. На квартире в Новом Осколе с недоумением слушал радио. Речь шла, как и в мирное время, о полевых работах, о выполнении планов, о занятиях в школах…
Паровоз резко затормозил — перестук буферов пробежал вдоль эшелона. Михайлов, не дожидаясь, пока состав остановится, спрыгнул на землю. Зашевелились проснувшиеся люди.
— Товарищ генерал, на три часа задержка. Немцы бомбили впереди узловую станцию, — доложил вернувшийся адъютант.
Павел Алексеевич вылез из — вагона. Эшелон стоял на разъезде в старом густом лесу. Бойцы бежали с ведрами за водой, поливали друг другу из кружек. Умылся и Белов.
Подошел комиссар: выбритый, затянутый портупеей. Под ремнем прижался к плечу желтый осиновый лист.
— Далеко направился, Алексей Варфоломеевич?
— За нами движется эшелон из пятой дивизии. Проведаю.
— К Баранову можешь не ходить. Девятую нагоним — есть смысл.
— У тебя Баранов по всем показателям первый.
— Вполне естественно, — кивнул генерал. — Удачное сочетание. У Баранова опыт и гражданской войны, и этой.
Он не только строевой командир, но и политработником был вроде тебя. Политруком эскадрона. С бойцами близок, есть в нем душевность какая-то.
— Правильно, — согласился Алексей Варфоломеевич, — Но ведь полковника Осликовского на должность командира Крымской дивизии ты сам выдвигал.