Поход без привала
Шрифт:
Тут опять позвонил Осликовский. Павел Алексеевич предложил ему приехать в Бели. Отсюда, на связном самолете, — в госпиталь. Осликовский начал объяснять что-то, и в это время загудели моторы. Сидоренко схватил бинокль, выскочил из дома, крикнул в незакрытую дверь:
— «Юнкерсы»! На нас пикируют!
Белов скомандовал:
— Все на пол, живо! Хозяйка — тоже!
Женщина вяло махнула рукой и осталась на кровати.
Вой бомб, раздирающий уши треск. Волна горячего воздуха хлестнула в избу. Вылетели все стекла, рухнула перегородка. Между
Снова вой, удар, треск!
— Умираю! О-о-о! Умираю! — стонала хозяйка.
Павел Алексеевич подумал: «Со страха кричит».
Стало тише. Гул моторов вроде бы удалялся.
— В погреб! — приказал Белов и, захватив бекешу, бросился к двери. Первое, что увидел, — две огромные воронки, две черные дымящиеся ямы.
— Полковник убит! — крикнул радист. — Вот он, возле крыльца!
Павел Алексеевич словно споткнулся с разбега. Сидоренко лежал лицом вниз: вокруг головы быстро расползалось по снегу розовое пятно. Крупный осколок рассек полковнику череп.
Убитого перенесли в избу, где по-прежнему стонала хозяйка. Оказывается, осколки, влетевшие через окно, попали ей в бок. Через несколько минут она умерла.
Сверкал на улице снег. К полудню чуть пригрело солнце. С передовой поступали донесения о боях. А Сидоренко лежал в наскоро сколоченном гробу, отрешенный от всех забот и надежд. Павел Алексеевич решил отправить тело погибшего в Мосальск, в полк, где его похоронят со всеми почестями.
Так это было. Но такие подробности не принято упоминать в письмах. Лучше он выразит семье убитого соболезнование. И еще напишет о том, что с большим уважением относился к своему фронтовому другу.
5
Из штаба Западного фронта пришла радиограмма:
Тов. Белову.
1. Лупи противника, пока он не собрался.
2. Пошли удальцов для диверсий в Вязьме, для паники.
Жуков
8.2.42 г.
Радиограмма была не столько директивная, сколько эмоциональная, взбадривающая. Поэтому Павел Алексеевич счел возможным оставить ее без ответа. А вообще связь с Большой землей поддерживалась регулярно.
Радиограмма в штаб Западного фронта.
т. Виноградову.
С 7.2.42 г. самолетов нет. Люди и лошади голодают. Боеприпасов нет. Прошу принять срочные меры по подброске продовольствия, овса, боеприпасов, бензина согласно заявке.
Белов. Щелаковский
13.2.42 г.
Из штаба Западного фронта.
Тов. Белову.
Радиоперехват свидетельствует о ничтожных силах противника, противостоящих вашей группе. Материалы мы вам передаем систематически. Чего вы тянете с захватом города Вязьма? Протянете — получится так же, как под городом Юхновом.
Из радиоперехвата видно, что снабжаются части противника по воздуху.
Дайте стремительный нажим, и все побежит!
Жуков. Хохлов. Казбинцев
13.2.42 г.
В штаб Западного фронта.
Тов.
Потери настолько велики, что в полках гвардейских кавдивизий осталось по 10–15 человек, ведущих бой в пешем строю. Полковая артиллерия гвардейских дивизий завязла в снегу и движется только на руках. Принимаю меры по формированию новых батарей из трофейной мат. части и артиллеристов-партизан. Главное затруднение — лошади и упряжь.
Противник усилился в районе Семлево за счет подхода с севера двух батальонов пехоты[5] и восьми танков. Разрешите приостановить наступление, пока не пополню полки за счет партизан, хотя бы до ста человек на полк.
Белов. Щелаковский
15.2.42 г.
На этот запрос Павел Алексеевич ответа не получил. Ответственное решение нужно было принять самому. Большие потери, усталость, неопределенность положения — все это сказывалось на боеспособности, на психике людей. Даже в штабе некоторые офицеры ходили подавленные, отрешенные, словно уже распростившиеся с жизнью. Войскам нужен был отдых.
15 февраля генерал Белов приказал временно прекратить активные действия и перейти к обороне на выгодных рубежах.
Когда надвинулись сумерки, Павел Алексеевич пригласил в избу комиссара Щелаковского, начальника политотдела Милославского, майоров Кононенко, Вашурина и еще нескольких боевых товарищей. Они явились, как на очередное совещание, деловито разместились на лавках вокруг стола. Павел Алексеевич с радостью и легкой грустью смотрел на них. Ветераны, испытанные друзья, привычные к трудностям. Похудевшие, давно не стриженные, сидят они, не сняв ватных телогреек — в избе чуть теплей, чем на улице. Разложили карты, бумагу — ждут. Спокойно, по-деловому воспримут любое распоряжение. Если нужно, прямо отсюда отправятся на самый опасный участок. Сквозь пургу, навстречу пулям, навстречу разрывам.
— Уберите планшеты, товарищи, — сказал Белов. — Сегодня никаких дел не будет. Пока готовят ужин, давайте сыграем в домино!
— Что-о-о? — Щелаковский даже привстал с лавки.
— А почему бы нет? — улыбнулся Павел Алексеевич. — Я, например, за всю войну ни разу не играл в домино.
— Ой, лышеньки! — охнул майор Кононенко и спросил радостно, недоуменно: — В самом деле, почему бы не сыграть?!
— Даешь домино! — весело крикнул Щелаковский, — Правильно, Павел Алексеевич. Никаких забот на сегодня. Будем разлагаться азартной игрой. Где кости?
— Здесь. Михайлов у местного учителя взял.
— Сыпь на стол! Я мешать буду.
Павлу Алексеевичу повезло: пришли четыре двушки, решил сыграть на них. Напарник понял маневр, начал подыгрывать. С первого же захода они записали соперникам тридцать очков.
— Всерьез надо браться, — почесал затылок Щелаковский. — А то ведь эти асы под стол нас загонят.
— Иди, Алексей Варфоломеевич, помоги хозяйке капусту готовить. О козлах позаботься.
— А что? — отшучивался тот. — Раз в игре не везет, значит, у хозяйки успех обеспечен!