Поход Ивана-дурака за смыслом
Шрифт:
– С какой меркой вы берётесь судить-рядить о том да о сём?
– Боевая эффективность. Есть существа, вещи, идеи, отношения, которые хорошо показывают себя в бою и вполне победоносны. А есть никчёмные, небоевые и пораженческие. Ну и тот, кто не с нами, тот против нас. Кто нарушает дисциплину, тот помогает врагу.
– А если кто-то мешает борьбе с врагом, можно ли его, например, убить?
– Это и есть враг. Первым делом его надо обезвредить. Потом его надо попытаться перевоспитать.
– А ежели сам царь запретит всю эту военную истерию под страхом смерти?
– Жизнь за победу – это наивысший удел. Мы все к этому стремимся. Я, не задумываясь, умру в любой момент, лишь бы враг был в конечном итоге повержен. А царь этот – явный враг.
Павлин Матвеевич записал этот ответ с особенной аккуратностью, но в остальном вида на всякий случай не подал. Вот что значит опытный адвокат федерального уровня.
– У вас и единомышленники на Руси видимой водятся?
– Конечно, есть. Хотя видимая Русь находится в тени Тёмного леса и все понятия там смешались и затуманились, всё равно и там остаются верные солдаты победы. Земной религией победы является зороастризм. Во всяком случае изначально всё было именно так, как я вам доложил.
Сидевший рядом Вындрик, будучи никем иным, как чудищем того самого Тёмного леса, напрягся и бешено завращал своими буркалами. А Павлин Матвеевич тем временем ничего не упустил в своём будущем донесении.
Жил-был Павлин Брыкля, федеральный адвокат, и неизменно стремился всех победить в судебном состязании. Суд был для него полем битвы. Против всех. Прежде всего против прокуроров и адвокатов противных сторон. Но поскольку судьи не всегда безоговорочно принимали суждения Брыкли, то и против судей. Собственно, судьи оказались главными врагами. Он их неизменно побеждал, но они этого никогда не понимали. Поэтому страждущие обращались к Павлину Матвеевичу за помощью всё реже. И умер он в нищете, но непобеждённый.
– А что если ты живёшь в мире, где победа – это боль? Или даже победа – это смерть? Победил значит мучительно помер. Всё одно будешь за победу?
– Мы и живём в таком мире. Враг так всё сделал, что всё хорошее обязательно оборачивается чем-нибудь плохим. А коли война, так это вообще в порядке вещей, как может быть по-другому. Истинный воин не то что готов – он привык к боли и смерти. Просто они должны быть не зря. Но победа – это как раз тот случай, когда всё остальное по барабану. По победному барабану, разумеется.
– А допустим, ты живёшь в мире, где победа невозможна. Ну вот невозможна, и всё тут. Все знают, что враг неминуемо победит либо будет глухая ничья.
Верховный вскочил, опрокинув стул.
– Не сметь такое! Вы что! На гауптвахте будете сидеть до самого конца мировой истории. Даже думать такое не рискуйте. С такими мыслями лучше сразу не жить.
– Не будем кипятиться, – муркнул Вындрик, – это нам для исследования. Будто мы доктора.
В палату оперативно вошли охранники с бердышами наперевес. Немного отпыхтевшись, Верховный отослал их обратно и снова уселся за стол переговоров.
– Когда ты думаешь только о победе, то открывается новое измерение – видишь вокруг себя и на горизонте что-то такое, чего раньше не видел?
– Победа как оптика? Это мне близко. В каждом из нас и в каждой окружающей нас вещи есть что-то военное. Во всём можно увидеть оружие или иное средство борьбы с врагом. Я сам – это прежде всего оружие: меч, щит, реактивный миномёт.
– Отравляющий газ.
– Да. Когда ты думаешь о победе над абсолютным врагом, ты знаешь, что весь мир – это поле битвы. И эта война длится от начала времён. Каждый должен выбрать, на чьей он стороне. Всё остальное детали. Некоторые рисуют себе картины, в которых враг отождествляется с каким-нибудь жутким существом, с какой-нибудь ужасающей стихией, с каким-нибудь жестоким принципом. Но это так – для пущего остервенения.
– А когда ты рано или поздно помер? В бою или так. Что с тобой будет?
– Это как скамейка запасных. Смерть – это тоже происки врага. Когда враг будет повержен, смерти больше не будет. То есть все мёртвые снова будут живы. Если они, конечно, внесли свой вклад в эту победу, а не перешли на сторону зла и смерти.
– Воскреснут, что ли? – буркала Вындрика расширились сверх всяких приличий.
– Так точно. Воскреснут. Будто и не умирали вовсе.
– А время случаем не остановится?
– Скорее всего.
– И какая она будет – вечная победа?
– Если ты и захочешь застыть в каком-нибудь мгновении, то это как раз миг победы. Он соединит в себе все блага, которые ты только можешь вообразить, и великое множество тех, что не можешь. Ничем не замутнённых благ, заметь.
– Значит, победу над врагом можно понимать как некий абсолют?
– Не только можно, но и строго нужно. Победа над врагом – это конец мира, к которому мы привыкли, конец всей истории, которая есть не что иное, как война добра и зла.
Вындрик жестоко вгрызся в свою мякоть, вылавливая вражески укусившую его блоху.
Жил-был Вындрик собака лютый и всю жизнь искал достойного соперника, чтобы одержать настоящую победу. Но так никого равного себе и не нашёл. Поэтому пришлось вступить ему в сражение с самим собой. Началась битва не на жизнь, а на смерть. Да так до сих пор и не закончилась, потому что силы поединщиков оказались странным образом равны. Стороны несут потери, но не сдаются. И ничью тоже не признают, ибо компромисс в этой войне невозможен.
– Мы на Руси, конечно, любим повоевать. Морды друг другу побить и тому подобное. Это весело. Но из-за того что мы это дело любим, его у нас слишком много. А из-за того что его у нас слишком много, мы его не любим. Когда слишком долго воюешь, уже и победа не в радость. Так что мы на всё готовы, лишь бы, как говорится, не было войны. Потому ваш смысл, конечно, хороший, но недостаточно. Средний такой.